Файл

Бобров Л.В. Поговорим о демографии

Имя файла	0909591_bd164_bobrov_l_v_pogovorim_o_dem ografii1.doc
Дата	2021-09-22 22:28:16
Описание	Бобров Л.В. Поговорим о демографии
Количество скачиваний	131

Предпросмотр:

—Знаете ли вы, что такое демография? —Да любой школьник ответит: наука о населении. В буквальном переводе с греческого — ?народоописание?. Всякие там переписи... Сплошная цифирь. Словом, тоска зеленая. —О нет, вы не знаете, что такое демография! Сколько лет я проживу на свете? Задать такой вопрос... Не шутки ради, а со всей серьезностью... Да еще потребовать, чтобы на него ответили со всей точностью... Кто отважится на это, если ему дорога репутация нормального человека? Времена гороскопов, известное дело, миновали! Хотя, впрочем, в иных странах, особенно далеко за шедших по части ?плодов просвещения?, всегда к услугам публики разнообразная духовная пища наподобие ?Астрологических известий?, журналов типа ?Ясновидец?. Что ж, о вкусах не спорят. Мы как-то не доросли до таких ?высот культурности?. Думается, однако, и там, где возможны подобные плоды просвещения, они находят сбыт лишь у клиентов определенного толка, с весьма специфическими склонностями, небезынтересными, вероятно, для психиатрии. А теперь взгляните на такую таблицу: 3 Как вы думаете, где, когда и для кого она составлена? В нашей стране. В наше время. Для нас с вами. Но кем? Нашими учеными. Она составлена демографами. Теми самыми, кто, по мнению многих из нас, занимается прескучнейшими делами — всякими там переписями да калькуляциями. А тут едва ли не гороскоп для каждого возраста и пола. Для всех ныне живущих в СССР. Впрочем, подобные расчеты есть и для тех, кто еще не появился на свет. Вот прогнозы доктора медицины М. Бедного, приведенные в его монографии ?Продолжительность жизни?. Тем, кто родится в 1980 году, предстоит прожить: девочке — 79,94 года, то есть 79 лет 344 дня и 1 час, мальчику — 74,77 года, то есть 74 года 281 день и 20 часов. Изучив демографическую статистику многих стран, преимущественно развитых, английский исследователь В. Тайер определил, сколько в среднем живут ныне представители тех или иных профессий. Оказалось, что историки — приблизительно 73 года, изобретатели — 72, художники, скульпторы, поэты — 66, философы — 65, музыканты — 62 года, писатели-беллетристы — 57 лет... Подобную ?цифирь? можно найти и для других работников умственного или физического труда. Но это еще не все, далеко не все! Что, если полюбопытствовать, у скольких наших соотечественников будут расти усы и бороды, например, в 1975 или 1980 году? Вопрос отнюдь не праздный. Им не могут не интересоваться те, кто планирует на пятилетку такую продукцию, как бритвенные прянад- 4 лежности. И точный ответ на него дадут именно демографы, которые умеют заранее рассчитать численность и структуру населения в будущем. Допустим, количество мужчин во всех поколениях, начиная с того возраста, когда у юношей вчерашний пущок над губой и на щеках делает лицо все более похожим на кактус. Таким образом удается предвидеть спрос на электробритвы. С тем, чтобы их было в достатке и в то же время не в избытке, при котором они пылились бы на полках магазинов. Ясно, что подобное прогнозирование возможно, полезно, даже необходимо при планировании в самых разных сферах, а не только в производстве парикмахерского инвентаря. А какой окажется численность населения в 2000 году у нас или в любой иной стране, на всей планете? Сколько в нем будет мужчин и женщин, стариков и детей, работников и иждивенцев? Сколько будет свадеб и разводов, рождений и смертей? Ставя такие вопросы и отвечая на них, демография выявляет связанные с ними проблемы и подсказывает, как их решить. Нет слов, чтобы выразить всю парадоксальность ее подхода к предмету изучения — к нам с вами. С одной стороны, живейший интерес к людям, ко всем без исключения, даже дотошная любознательность, грани* чаща я порой с нескромным любопытством: сколько вам лет, замужем или женаты, не разведены ли, есть ли дети, если да, то сколько, да где живете, да чем занимаетесь и т. д. и т. п. А с другой стороны... Смотрите! След кинжала — это Кассий; Сюда удар нанес завистник Каска. \Авотсюдалюбимый Брут разил.. О боги, Цезарь так любил его! Когда увидел он, что Брут разит, Неблагодарность больше, чем оружье, Его сразила; мощный дух смутился, И вот, лицо свое закрывши тогой, Перед подножьем статуи Помпея, Где кровь лилась, великий Цезарь пал. Сограждане, какое то паденье! Эту темпераментную надгробную речь вложил в уста Марка Антония Шекспир, столь красочно живописавший гибель и похороны своего героя, что высокая поэзия не оставляет, казалось бы, места для низкой прозы: ?Цезарь, Гай Юлий, римлянин, мужеска пола, скончал 5 ся в год 44-й до н. э месяца марта 15 дня в городе Риме в 55-летнем возрасте?. Но именно в таком — зато документально точном — изложении интересовала бы великая судьба другого знаменитого англичанина, выступившего на арену истории через полвека с лишним после того, как была создана трагедия ?Юлий Цезарь?. Речь идет о человеке, которого потом назвали основоположником демографии О Джоне Граунте, который в 1662 году опубликовал свою таблицу смертности для города Лондона. С нее-то (а также работ Вильяма Петти) и ведет свою родословную ?политическая арифметика?, нынешняя статистика и наука о народонаселении. К ней корнями своего генеалогического древа восходит и таблица, с которой начался наш разговор. Итак, ?гороскоп?? Конечно, для самих демографов все это настолько обыденно, что им, должно быть, и невдомек, какое впечатление могут произвести на непосвященных вещи подобного рода, сухо именуемые ?перспективными расчетами?. Несколько лет назад статья с приведенной таблицей появилась в ?Известиях?. Заметьте: не в специальном издании, адресованном узкому кругу профессионалов. Публикация, принадлежавшая видному советскому демографу, изобиловала цифрами и научными определениями. Так что могла бы показаться несколько суховатой и мало кому интересной. Тем более что ничего особо нового не сообщала, была скорее просветительской, нежели информационной. А ведь читатель второй половины XX века прямо-таки избалован сенсационными сюрпризами научно-технической революции. Статья имела неожиданно громкий резонанс. Вспоминается многоголосое эхо дискуссий, долго не смолкавшее потом в самых разных местах — в кулуарах учреждений, дома, даже на улице. На ?Известия? же хлынул девятый вал откликов. Вроде бы ничего удивительного — ни для столь популярной газеты, ни для столь любознательной публики, как у нас в стране, которую называют ?самой читающей в мире?. Почта есть почта. Но какая почта! Представление о ней дает вторая публикация того же автора, которой он вынужден был ответить на многочисленные письма. О том, что корреспонденция лишний раз подтвердила общеизвестную репутацию нашей массовой читательской аудитории, не пресыщенной сенсациями, всегда в жадной до всего познавательного, распространяться, пожалуй, ни к чему. Поговорим лучше о другом — менее типичном, но не менее поучительном. ?Смехотворно, нелепо и вообще чепуха...? Такая реакция не показалась бы противоестественной, последуй она в ответ на пророчества, помещенные в каких- нибудь ?Астрологических известиях?. Но так отреагировали (не утруждая себя аргументацией) некоторые наши читатели на перспективные расчеты наших демографов. Предвзятость? Быть может, законное неверие в любую псевдонауку, воспитанное в нас сызмала, мы механически переносим порой на подлинную науку? В тех случаях, когда ее результаты напоминают ?чудеса?, обещанные какой-нибудь астрологией? А вот другой полюс, противоположный ?негативизму?. Одна из читательниц с милой доверчивостью запросила точное ?время жить и время умирать? для конкретного, так сказать, лица — для нее персонально. Автор статьи не думал, не гадал, что придется напоминать во всеуслышание: мол, я не астролог, я ученый! Разъяснять публично: в демографических расчетах фигурируют усредненные величины. Короче говоря, почта должна была насторожить специалистов: похоже, далеко не каждый из нас, людей непосвященных, представляет себе смысл подобных прогнозов, их отличие от так называемых предсказаний. Да и многие другие результаты демографических расчетов встречают нередко изумление, недоумение, непонимание — даже те, что для знатоков самоочевидны и общепризнанны. На это не раз сетовали сами демографы. Бывало, высокообразованные собеседники, чувствующие себя запросто, как рыба в воде, в новейших областях знаний не то что ?плавают? — демонстрируют благое неведение в вопросах доброй старой демографии. Невероятно, но факт: оказалось, популярных книжек о ней нет. Ни одной. Тогда как в иных случаях их хоть отбавляй — возьмите, к примеру, кибернетику или генетику. Немало, правда, газетных и журнальных статей, затрагивающих те или иные проблемы демографии. Есть и брошюры, монографии, посвященные отдельным ее аспектам. В целом же ее охватывают разве что учебники. Или уж энциклопедические труды, рассчитанные на знатока. Массовой же литературы, пусть мозаич 7 но, но попроще, позанимательней рассказывающей об этой науке, нет и в помине. А разве не достойна столь интересная, столь важная область самой широкой популяризации? В первую очередь самими демографами. Они специалисты — им и карты в руки... Народоописание безмолвствует.., —Все понятно: вы хотите объяснить, как возник замысел настоящего сочинения. Хотя еще Бальзак, кажется, заметил, что авторские объяснения по поводу написанного стоят не более чем честное слово гасконца... —То бишь любителя приврать? —Не будем уточнять классиков. Лучше уточним вашу позицию. Примеры наивной реакции на публикацию демографа — крайности, которые неубедительны, как всякие крайности. —Но именно они, согласитесь, позволяют очертить границы читательского восприятия, которое не так-то просто охарактеризовать некими усредненными показателями. Впрочем, вот пример иного рода. Он тоже поможет нам увидеть демографию в неожиданном ракурсе — не с Олимпа ее богов, а с грешной земли. ?Незнание — сила?. Диковато звучит, не правда ли? Увы, невежество, сколь бы малораспространенным оно ни было, нередко бывает воинствующим и тогда может стать активней просвещения в битве за умы, хотя бы на ограниченном плацдарме. Сетуя на недостаток демографической грамотности среди широких масс даже в высокоразвитых странах, профессор Э. Россет, член-корреспондент Польской академии наук, с горечью замечает: хоть и неверные, но укоренившиеся точки зрения ?оказываются своего рода силой?. Польский демограф согласен с французским врачом Э. Трамбле, утверждавшим, что ?ошибки, повторяемые большинством, в конечном счете имеют большее практическое значение, чем истины, известные лишь немногим?. Таким образом, констатирует ученый, ?разоблачение фальшивых мнений необходимо и по этой причине?. ...Видавший виды ?Крокодил? немало, должно быть, удивился, когда именно он был избран арбитром в столк- 8 новении на сугубо научном плацдарме. Ту самую таблицу, которая появилась в ?Известиях?, один из читате* лей счел настолько курьезной, а свою критику настолько серьезной, что апеллировал к зубастому носителю разящего трезубца. Комментарий гласил:?Еслимне 20 лет, значит, я доживу до 70. А если доживу до 70, то, значит, и до 81 года. Если же до 80, значит, и до 87, Итак, сколько же проживет достигший 20-летнего воз* раста — 70 лет или 87?? Это была аргументация. Со своей логикой. Пример* но такой: если я не провалюсь на первом туре конкурса, то, значит, и на втором тоже, а ежели успешно пройду второй, то, понятно, и третий. Так сколько же туров я выдержу — один или все? Ну, разумеется, все! Если хватит сил. А если не хватит, то, глядишь, и ни одного. Так и на жизненном пути. Кто-то из ровесников, скажем, 20-летних мужчин не справит, увы, не только свой 70-й день рождения, но Даже более близкий юбилей. А другой отпразднует не только 70-летие, но и 100-летие. ?— Да это мы знаем и без демографов! — усмехнется разочарованный читатель. — А что они могут добавить к общеизвестным истинам? Кое-что могут. Шансы прожить еще столько-то — ?вой для каждого возраста. Для каждого пола. Для 9 каждой страны. Для каждой эпохи. Вот их-то и вычисляет демография. Каким же образом? С помощью специальных таблиц, которые позволяют представить, как от года к году, от десятилетия к десятилетию сокращается численность того или иного поколения. Возьмем, к примеру, наших мужчин, появившихся на свет в один какой-то год. Кто из них достигнет 70-летия? Праздное любопытство: ответить невозможно. А вот сколько их останется к тому времени? Это уже другой вопрос. Статистика свидетельствует: из каждых 100 ООО новорожденных мальчиков и так далее. Как видно, свое 70-летие справит каждый второй. Вернее, почти 51 процент. Но это шансы, рассчитанные для новорожденных. А если нас интересуют 20-летние? Сколько их встретит свое 70-летие? Те же 50 920 человек. Но уже из меньшего количества ?претендентов? — не из 100 000, а из 92 244. И процент получается иным: свыше 55, а не 51. Надо сказать, приведенная здесь таблица подытоживает данные предпоследней переписи (1959 года). С тех пор и здравоохранение, и социальное обеспечение ушли вперед. Наши шансы достигнуть того или иного возраста стали выше. —Ох уж эти шансы! Как в пресловутом ?прогнозе?: то ли дождик, то ли снег, то ли будет, то ли нет... Даже астрологи, сколь бы их ни хулили за шарлатанство, и то не раз попадали в точку. —Это точно, ?попадали?. Вспомнить хотя бы Нострадамуса. Из его гороскопов, составленных в середине XVI века, один, например, предвещал кончину французскому королю Генриху II в 40-летнем возрасте, 10 в 1559 году. Не приблизительно, а точно. Так оно и вышло. Да, его величество отправилось к праотцам аккурат тогда, в 1559 году. Правда, при подозрительно р-роковом стечении обстоятельств. Решив потешить свою рыцарскую душу собственноличным участием в турнире, удалой монарх незамедлительно отдал ее богу. Пал, смертельно раненный на ристалище, где другие почему-то отделывались легкими ушибами да синяками. Ну да это детали. Важнее другое. Мог ли в принципе кто-либо из нострадамусов и иже с ними задолго до чьей-то смерти и впрямь точно назвать ее дату? Вполне. Даже будучи абсолютным невеждой в астрологической зауми и действуя откровенно наобум. Почему бы и нет? Мог. Столь же небезуспешно, как и в попытке предугадать распределение очков при игре в кости. Там тоже ведь результат не предвосхитишь однозначно. Но везет же людям! Если даже результат непредсказуем, разве нельзя его угадать? Хотя бы единожды? Отчего же, только лучше и называть вещи своими именами:гаданиеоно и есть га дание. Ну а чем многочисленней сонм гадателей, тем вероятней, что кто-то из них когда-нибудь попадет ?в самую точку?. Но сколько раз попадали они пальцем П в небо, глубокомысленно водя перстом по своим хитроумным таблицам! Спрашивается в задаче: что же сохранят предания? Ответ прост. ?Ошибка, то есть неисполнение предсказаний, забывается, так как это не представляет чего-то особенного, о совпадении же помнят по-бабьи и, таким образом, к астрологу продолжают относиться с почтением?, —. разъяснял еще Кеплер (1571—1630). Интересно: реакция на научные предвидения бывает нередко обратной. Если они оправдываются полностью, то встречаются с прохладцей, как нечто само собой разумеющееся, зато уж если нет... Вспомните, как достается от нас многострадальному бюро прогнозов! А ведь синоптики и не претендуют на непогрешимость! Ученые гарантируют надежность предвидения лишь там и лишь постольку, где и поскольку она возможна. Но горе им, если в расчеты вкрадывается малейший просчет! История не забыла ошибку 4000-летней давности, допущенную древнекитайским астрономом. Он — о ужас! — неправильно предвычислил солнечное затмение. Беднягу казнили. Столь высокая требовательность по отношению к астрологам была бы равносильна их полному искоренению. Никому, нигде, никакой магией, черной ли, белой или серой, не предвычислить однозначно время жить и время умирать для меня, для вас, для такого-то конкретного человека. Но если уж оно заинтересовало нас, то только от демографии мы и получим наиболее точную справку. Хотите знать свои шансы дожить до 150 лет? Они для любого из нас не превышают 0,000001. Или, что то же самое, 0,0001 процента. Иначе говоря, такие же, как на единственный выигрыш в лотерею с миллионом участников при условии, что у каждого лишь один билет в кармане. А хотите сами освоить такие подсчеты? Возьмите ?Итоги всесоюзной переписи населения 1959 года?. Откройте таблицы смертности и средней продолжительности жизни. Предположим, вы горожанин, мужчина. Разыщите соответствующую графу. Допустим, вам 20 лет. Каковы у вас шансы прожить еще год? Найдите нужную строку и ее пересечение с колонкой ?Вероятность дожить до возраста х лет плюс один год?. По 12 смотрите-ка: 0,99792. Иными словами, 99,792 процента. Почти 100-процентная гарантия! А шансы дожить до 22 лет? Здесь уже надо подсчитать самому — перемножить два числа, и все. Первое у нас уже есть: 0,99792. Второе берем в той же колонке, но для возраста 21 год: 0,99778. Это вероятность благополучно пройти 12-месячный этап между 21 и 22 годами. Произведение 0,99792 и 0,99778 равно 0,99540 (округленно). То есть 99,5 процента. Опять почти 100-процентная гарантия. Точно так же вычисляете вероятность дожить до 23 лет, умножая полученное произведение на вероятность прожить еще год для 22-летнего возраста (0,99763). И так далее. Так можно с хорошей точностью подсчитать шансы прожить еще столько-то для любого нашего соотечественника. Для мужчины или женщины, для горожанин на или сельского жителя. —?Шансы?... ?лотерея?... Речь идет о жизни и смерти, а тут не то домашняя игра для детей, не то игорный дом для взрослых... —Что ж, игра тоже штука серьезная. Именно с нее многие рекомендуют начинать, например, знакомство с математикой, уверяя, что занимательная игра стоит скучной лекции. —Ну а много ли дают такие вот манипуляции с цифирью? —Маркс как-то заметил: наука только тогда достигает совершенства, когда ей удается пользоваться математикой. Демография немыслима без математики. ?Что наша жизнь? Игра...? Вы помните, кому принадлежат эти слова: картежнику, безумцу, обладателю массы других достоинств — Германну из ?Пиковой дамы?. И слова у него не расходились е делом, надо воздать ему должное.. А вот другие слова: ?Замечательно, что наука, которая начала с рассмотрения азартных игр, обещает стать наиболее важным объектом человеческого знания, — говорил о теории вероятностей один из ее творцов, великий Лаплас. — Ведь большей частью важнейшие жизненные вопросы являются на самом деле лишь задачами из теории вероятностей?. 13 Кстати, имя Лапласа связано с одним из демографических методов построения таблиц смертности — тех самых, какими мы только что интересовались на предмет вычисления шансов прожить еще столько-то лет. Много ли скажет нам такая вот вероятность прожить еще год? Если отнять ее от единицы (или от 100 процентов), получится вероятность умереть (в тот же период). Оказывается, она нигде не равна нулю! Даже в самом цветущем возрасте. Но почему? Неизбежны ли эти ежегодные потери каждого поколения? Точная их оценка помогает ответить на эти и другие подобные вопросы. Хоть и обобщенные, демографические цифры отнюдь не абстрактны. Во всяком случае, каждому из нас позволяют сделать для себя вполне конкретные выводы, от которых зависит не что иное, как продолжительность жизни. Вашей, например, или моей, да чьей угодно. И очень важно оговориться — такой выигрыш достигается не за счет других._ В отличие от пушкинского Германна его здравомыслящий американский собрат — Смок Беллью Джека Лондона — овладел-таки надежной методой выигрыша, правда, не в карты, а в рулетку. Дело обошлось без каких-либо мистических откровений. В обычном хаосе случайностей наблюдательный герой подметил необычную закономерность, которую не углядели другие, — 14 систематическое отклонение от нормы в работе популярного игорного агрегата, который слегка покоробился из-за того, что стоял близко к печке. Мораль? Очень простая: аналитические способности ума обеспечили выигрыш одному за счет всех прочих. Такая уж мораль. Если говорить о ?шансах на выигрыш?, которые нам позволяет увидеть демография, то их вполне реально увеличить всем и каждому, да, но не за счег других: урон терпит общий враг — смерть. Демографические расчеты помогают нам сознательно, активно влиять на продолжительность жизни. Если хотите, они помогают нам взять судьбу в собственные руки. Это не фраза: мы еще не раз убедимся в справедливости такого вывода. Что может быть печальнее некрологов? Пожалуй, только некрологи. Одно лишь упоминание о них наводит на мрачные мысли, отравляя ядом пессимизма даже самое оптимистическое мироощущение. А ведь демографическая статистика имеет дело с ?кладбищенским реестром? целых поколений, разных народов и эпох. Но трезвый ее анализ позволяет сделать жизнеутверждающие выводы. Что касается прогнозов, они не чета гороскопам. Что приносили гороскопы тем, кто принимал за чистую монету астрологические фальшивки? Самое большое, должно быть, приобретение — обостренное чувство обреченности, нараставшее с приближением ?урочного часа?. И без того знакомый императив ?мементо мори? (?помни о смерти?) становился особенно тревожным, назойливым. Он становился просто опасным своей навязчивостью после того, как человек мог сказать: ?Я знаю, век уж мой измерен?. Хорошенькое дело — прикидывать на досуге, сколько еще у тебя в запасе лет, месяцев, недель, суток. Вероятно, даже бравому рубаке Генриху II становилось не по себе при мысли об уже занесенной над ним косе Смерти. Быть может, это-то как раз и помогло исполниться Нострадамусову предсказанию? Не смея усомниться в предначертаниях судьбы, поддавшись фаталистическому самовнушению, король мог вести себя и более отчаянно, и менее уверенно, чем когда-либо раньше. Искать, что называется, собственной погибели. А у обладателей короны, даже не столь охочих расста 15 ваться с ней ради рыцарского шлема, не было острого недостатка в удобных случаях навсегда лишиться радости носить любимые головные уборы из металла — вместе с их менее ударопрочной опорой, которую короли, бывало, роняли с плеч не без активной посторонней помощи. —А демографические ?гороскопы?? Что могут сказать они нам, кроме того же ?мементо мори?, сдобренного, правда, научно строгой цифирью, но оттого не более утешительного? ?Летай иль ползай — конец известен: все в землю лягут, все прахом будет?. —Сентенция, вполне достойная многомудрого Ужа из горьковской ?Песни о Соколе?. Но демографическая ?цифирь? настраивает на иной лад. Вспоминается другая горьковская вещь — ?Девушка и Смерть?: ?Нету больше страха пред судьбой?. Смерть с косою острой отступает и ?везде — на свадьбе и на тризне — неустанно, неуклонно строит радости Любви и счастье Жизни?. Обратимся к таблице на странице 10. К концу пер-* вого 10-летнего интервала из 100 ООО новорожденных мальчиков остается 93 425 человек, то есть более 93 процентов. И соответственно выбывает менее 7 процентов. Естественно предположить, что такие же потери ожидают и любое другое поколение, в какой бы год ни начало 16 оно свой жизненный путь (если, конечно, подрастает оно в тех же условиях). Казалось бы, демографический ?гороскоп? тоже гнетет своей предопределенностью, даром что безличной, не называющей фамилий. Шестеро-семеро из ста мальчиков, кто бы они ни были, вроде бы неминуемо обре~ чены на смерть через 10 лет после рождения, не так ли? К счастью, не совсем так, а в чем-то и совсем не так. Если сравнить приведенные цифры с прежними, зарв’ гистрированными, скажем, в 20-е годы, выяснится, что смертность для этого возраста сократилась с тех пор впятеро. А в сопоставлении с дореволюционным перио' дом —? концом XIX века — более чем вдесятеро! Она продолжает снижаться. И к тому времени, когда нынешним малышам исполнится 10 лет, наверняка будет еще меньше, чем сейчас. Сказанное относится и к другим жизненным этапам. Вот как сократилась у нас смертность мужчин и женщин в сравнении с 1896— 1897 годами по отдельным возрастным категориям: до 10 лет — более чем 13-кратно, от 10 до 20 лет — вшестеро, от 20 до 30 ?— вчетверо, от 30 до 70 — втрое, свыше 70 — в полтора раза. Да, смерть отступила почти по всем позициям, и наиболее заметно именно в XX веке, когда заговорили о ?болезнях цивилизации?, о ?безудержно разрастающихся? городах, наступающих на леса и луга, ?неотвратимом? загрязнении среды промышленностью и транспортом. А ведь именно у нас темпы индустриализации и урбанизации были такими, каких не знала ни одна другая страна. Так статистика смертности, целиком, казалось бы, обращенная к прошлому, да еще к столь мрачным его сторонам, позволяет не просто заглянуть в будущее — открыть для себя жизнеутверждающий смысл бытия даже тем, кто за тенями не увидел света, их образующего. —Впечатляет. Особенно снижение детской смертности: ее ведь считают ?лакмусовой бумажкой? социальных условий, чувствительнейшим индикатором не только экономического, но и культурного развития. 2 Л. Бобров 17 И все же резервы дальнейшего наступления на ?Смерть с острою косою?, вероятно, не безг?аничны, а они исчерпываются тем скорее, чем энергичней оно ведется. —Вы хотите сказать: всему есть предел, не правда ли? Здесь уместно вспомнить о поучительной ошибке, которую допустил один известный демограф: казалось, будто его прогноз обретает роковую предопределенность гороскопа, правда, опять-таки не для отдельного человека, как у Нострадамуса для Генриха II, а для всей массы сверстников. На рубеже XIX и XX столетий датский статистик Гаральд Вестергорд задался вопросом: до какого предела удастся снизить детскую смертность? Ее тогдашний уровень во многих странах был чудовищно высок. В Африке на первом же году жизни умирало до 70 процентов новорожденных, в иных местах Европы (в Баварии, Саксонии) -- около 30 процентов. Наиболее благополучно обстояло дело в Швеции:, 10 процентов. Но эта минимальная по тем временам величина, средняя для целого народа, не могла, понятно, быть одинаковой для всех шведов — и для принца, и для нищего. Тогда Вестергорд решил подсчитать, какова она в семьях королей и князей, графов и баронов. Логично: 18 уж коли искать ее минимум миниморум, то, конечно же, не в хижинах. Ну а если во дворцах, то каких? Не только царских. Во-первых, потому, что коронованные особы всегда и везде составляют ничтожное . меньшинство общества, а статистика всегда и везде предпочитает достаточно представительную ?цифирь?. Во-вторых, принадлежность к наивысшей ступеньке социальной иерархии еще не гарантировала потомству наивысшую жизнестойкость. Браки, продиктованные династическими интересами, заключались нередко между близкими родственниками. А это увеличивало опасность наследственных дефектов. Не раз бывало, когда целые ветви генеалогического древа, поставлявшего избранников с загодя предназначенным для трона седалищем, деградировали от поколения к поколению, плодя все более хилых отпрысков, неполноценных порой не только физически, но и умственно. Так что в дело годились и какие-нибудь захудалые бароны, не принадлежавшие к ?выморочным? родам. Конечно, здоровое потомство вернее было бы поискать у крестьян. Но далеко не все определяется биологическими факторами. Роль социальных условий огромна. Вернемся к нашим баронам, графам, князьям и проч. Какой же оказалась младенческая смертность в их домах? Близкой к 7 процентам. Этот уровень и сочли предельным, не поддающимся дальнейшему снижению. Но действительность превзошла ожидания. В СССР на первом году жизни умирает менее 2,5 процента всех родившихся. Конечно, перешагнуть за ?роковую черту? Вестергор- да удалось и другим народам. В первую очередь малым (например, шведам, которые свыше полутора веков не знают войн). У нас же этот сдвиг произошел в масштабах огромной многонациональной страны, которая была и осталась в десятки раз многолюднее той же Швеции или Дании. Впрочем, дело не только, да и не столько в численности населения. Младенческая смертность — ?лакмусовая бумажка? социальных условий. А в буржуазно-помещичьей царской России они отличались и более низким средним Уровнем, и еще более резкими контрастами, чем во всей Скандинавии. Неспроста на первом году жизни до 2* 19 революции у нас умирал каждый третий-четвертый ребенок, а во многих губерниях — каждый второй. И вот то, что не так давно показалось бы недосягаемым даже для немногочисленной элиты, у нас стало реальностью для всех. У нас в стране, где эта самая элита после Октября 17-го года канула в Лету вместе со всеми своими привилегиями, где единственным ?привилегированным классом? стали именно дети. Несомненно, и сегодняшнюю младенческую смертность ожидает дальнейшее сокращение. До какого же уровня? Теоретически — до нуля. А практически? Есть некоторый оптимальный предел, дальше которого идти не стоит, — так примерно говорил еще в довоенные годы венский врач Э. Странский. Дескать, спасение хилых, болезненных, нежизнеспособных малышей лишь ненадолго отсрочивает их преждевременную смерть, на которую они все равно обречены судьбой. Если же они ?дотянут? до отцовства или материнства, то передадут свою ?неполноценность? еще и потомству., ?Наиболее разумным? минимумом, к которому надо якобы стремиться всем, Странский считал 3-процентный уровень младенческой смертности. Иначе-де погоня за количеством ухудшит качество ?человеческого материала?. Теории подобного толка опровергает сама жизнь. Спору нет, из 100 детей 4—5 рождаются с теми или иными наследственными изъянами, представляющими порой серьезную угрозу здоровью. Ее никто не собирается преуменьшать, но и преувеличивать тоже. Вот, например, синдром Эдвардса:генетическими аномалиями обусловлены различные отклонения в развитии сердца, других внутренних органов. Из детей, родившихся с такими пороками, только 1 процент доживает до 10 лет и более (до года — 10 процентов). Подобные дефекты присущи человеку изначально и наводят на мысль о роковой предопределенности трагического исхода для тех, на кого укажет ?перст судьбы?. Враг страшен, и покамест не всегда удается его побороть. Но значит ли это, что он непобедим? Разумеется, нет. Крупнейший советский клиницист-невропатолог, действительный член АМН СССР С. Давиденков не уставал повторять: недостаточно успешное врачевание многих наследственых болезней объясняется отнюдь не их неизлечимостью, а всего лишь их неизученностью, кото 20 рая преодолима. Это подтверждается многими примерами. Есть такая болезнь — фенилкетонурия. Очень тяжелая: врожденные неправильности в обмене веществ ведут к накоплению в организме соединений, которые в избытке вредны для нервных клеток и, действуя на мозг, вызывают у ребенка прогрессирующее слабоумие. Перед нами самоотравление, ?написанное на роду?. Мыелимо ли здесь какое-либо противоядие? Да, оно уже найдено. И довольно простое: особая диета. Прогресс генетики помог медицине наладить раннюю диагностику наследственных недугов, чтобы начать своевременное их лечение. Оно уже во многих случаях ведет к успеху. Скептики, однако, не унимаются. Дескать, прогресс медицины ведет к сохранению вредных генов, которые прежде уничтожались неким естественным отбором. Допустим, что так. Но их рас* пространение идет настолько медленно, что ощутимый эффект может сказаться лишь через тысячелетия. Между тем, по прогнозам известного английского биолог* Дж. Холдейна, ?уже через несколько столетий мы бу= дем располагать методами борьбы с этим явлением?,, А пока главная профилактическая мера такова —? планомерно оздоровлять условия существования, выяс* нять и устранять причины мутаций — ?опечаток?, кото? рые вкрадываются в генетическую программу. И все же пессимисты продолжают пророчить человечеству ухудшение его генофонда, которое якобы фатально неотвратимо. Особое место здесь отводится ?растущей угрозе? межрасовых браков, которые все мно* гочисленней в нынешних условиях, когда рушатся былые национальные перегородки, когда укрепляются и расширяются контакты между народами. Но оправданы ли эти мрачные гороскопы? Утверждение, будто ?расовое смешение вредно?, профессор Холдейн относил к ?широко распространенным предрассудкам и заблуждениям?, которые он подверг аргументированной критике. А каково мнение советских специалистов? —Думаю, такой опасности нет, — заявил в интервью журналу ?Наука и жизнь? профессор Ю. Вель- тищев, директор Московского научно-исследовательского института педиатрии .и детской хирургии Министерства 21 здравоохранения РСФСР, отвечая на вопрос: грозит ли человечеству ухудшение генофонда? — И прежде всего потому, что неуклонно растет численность населения. Именно в этом буржуазные ученые видят угрозу эволюции человека. У нас противоположная точка зрения. Развитие транспорта, связи сокращает расстояния и благоприятствует гетерозису — смешению генетического фонда благодаря тому, что в брак вступают люди различных популяций. Несходство их наследственных Программ обеспечивает возможность бесконечного комбинирования генов, что улучшает генофонд. Ибо нет ничего опаснее, чем кровное родство отца и матери. Подобные высказывания интересны для нас не только сами по себе. Они интересны еще и тем, что наглядно демонстрируют, сколь важен союз самых разных наук в решении актуальнейших задач. Демографические аспекты проблемы (рост населения, миграции, браки) неразрывно связаны с генетическими (генофонд человечества, его судьбы) и медицинскими (борьба с наследственными болезнями). Именно такой — комплексный — подход позволяет обосновать серьезные возражения Странскому. Все говорит за то, что 3-процентный уровень младенческой смертности — не ?роковой? предел ее снижения. Учитывая уже имеющийся опыт ее падения до 1,5 процента, нынешние демографы ратуют за еще меньшую цифру. Например, 1,3 процента для СССР — по прогнозам на 2000 год, когда предполагается устранить грозящие грудным детям инфекции, пневмонии, болезни пищеварительных органов. Это вполне реально. Но и это не предел. —Итак, сдвиги в борьбе со смертностью тем заметнее, чем моложе поколение, к которому они относятся. Выходит, здравоохранение заботилось прежде всего о ?привилегированном классе? — о детях, особенно младенцах? —Да, но отнюдь не за счет внимания к другим возрастным категориям. —А может быть, напротив, человеку нужна тем большая опека медицины, чем дальше тепличный мирок колыбели и нянек, чем ближе пора самостоятельности, 22 беспокойный мир поисков и дерзаний, нервных и физических перегрузок? —Многие почему-то думают: чем человек старше, тем беззащитней он перед смертью, особенно в пору ?тревожной молодости?. Но верно ли это? Мы уже знаем: потери поколения (мужского) в первом десятилетии после рождения — менее 7 процентов. А во втором? Казалось бы, они должны увеличиться. Действительно, речь идет о самой динамичной поре развития, но прежде всего физического, опережающего интеллектуальное и нравственное формирование личности. Не за горами совершеннолетие, а для многих — конец иждивенчества, начало трудовой деятельности. Вчерашние пай-мальчики, щеголявшие в коротких штанишках за ручку с мамой-папой, под неослабным надзором воспитателей, становятся все более независимыми, бойкими, ищущими любой повод для самовыражения, готовыми на все вопреки мелочной опеке старших, порой даже на инфантильно-безрассудные проделки, которые сами считают ?безумством храбрых?. ?Переломный возраст — самый опасный?, — вздыхают Родители и учителя, не скрывая своей тревоги за здоровье и жизнь ?этих сорвиголов?. Хорошая вещь интуиция! Но если полагаться только на нее, можно попасть и впросак. Даже в вопросах 23 жизни и смерти, где мы, взрослые, столь часто мним себя знатоками, которым якобы ни к чему какая-то там демографическая ?цифирь?. Что же говорит таблица? Второй 10-летний этап завершают 92 244 человека, но уже не из 100 ООО, а из 93 425. Иными словами, почти 99 процентов. Убыль — один из сотни. Это в семь раз меньше, чем на первом этапе той же длительности. Но почему? Понятно, что наши ?марафонцы? не просто взрослеют — они становятся все крепче, опытней. Но тогда, значит, на третьем десятке, когда любой из них уже не мальчик, но муж, человек куда более зрелый умственно и физически, горизонты и подавно безоблачные? Опять-таки не стоит искушать нашу житейскую многоопытность, если под руками строгие данные статистики. На третьем этапе людские потери снова больше: 2—3 процента. (Из 92 244 20-летних мужчин свое 30-летие встречают лишь 89 845 человек, то есть 97—98 процентов.) Но и здесь потери гораздо ниже, чем на первом. В два с лишним раза. А на четвертом? Интересно: здесь начинается своеобразный перевал, который еще древние греки характеризовали словом ?акме? (?вершина?). Советский писатель и ученый И. Ефремов говорил, что человек как личность сформировывается годам к 40, когда ?устанавливается счастливое равновесие между эмоциями и разумом?. Увы, на этом этапе доля выбывающих с дистанции тоже возрастает — до 4 процентов. Но и здесь она по- прежнему заметно меньше, чем на первом. Лишь на пятом этапе она сравнивается с исходной: б—7 процентов. На шестом приближается к 14, на седьмом — к 27, на восьмом — к 52 процентам... Попробуем, однако, взять деления помельче — годы вместо десятилетий. Где смертность достигает наименьшего значения5 Оказывается, именно на заре ?туманной юности? (то есть ?переломного возраста?) — примерно к 12—• 14годам. Так было и раньше — в начале нынешнего столетия, в конце минувшего, хотя, конечно, показатель смертности для той же поры был во много раз большим (до революции он был таким, каким ныне стал лишь в 50 лет). Подобные расчеты, а их ведут регулярно, привлекая 24 самоновейший статистический материал, делаются не для отчетов, лишь констатирующих печальный факт: вот, мол, как все подучается, а что попишешь? Ничего не попишешь... Нет, итоги прошлого — уроки на будущее. Именно так вычисляется очень важная величина, которая уже упоминалась, — вероятность умереть своя для каждого возрастного интервала — десятилетнего ли, годичного или иного. В принципе даже для мгновения текущего или приближающегося. В последнем случае демографы говорят о ?силе смертности?. Постойте-ка, неужто перед нами пресловутое ?мемен- то мори?, только в демографической интерпретации? Вероятность умереть... Увы, это не математическая абстракция, а повседневная реальность, с которой должен считаться любой яз нас, стар и млад. Точное представление о ней нужно всем нам, а не только органам здравоохранения в их текущем и перспективном планировании. И не только пунктам ?Скорой помощи? в их посменной диспозиции. И мы знаем: они всегда начеку, ш любой момент готовы прийти на выручку. Только вот — чего греха таить? — мы обращаемся к ним зачастую тогда, когда беда уже стряслась. И сетуем на врачей, когда они не в состоянии что-либо сделать. Покончить с нашей беспечностью по отношению к Собственному здоровью и жизни — значит предотвратить миллионы несчастйй — с нами ли самими, с нашими родными, близкими, знакомыми или даже чужими людьми. И сколь бы общими, отвлеченно-теоретическими ни казались вероятности умереть, они позволяют каждому сделать для себя конкретные практические выводы, надежно, с цифрами в руках, а не ?по интуиции?, судить о степени риска для жизни в любом возрасте. Еще точнее оценить опасности позволяет анализ смертности с учетом ее причин, влияния на нее географических, производственных и прочих факторов. Но за всем этим лучше обратиться к специальной литературе по медицинской демографии. Думается, такой экскурс принесет больше плодов, чем примелькавшиеся плакатные истины типа ?лучше потерять минуту на перекрестке. чем месяц в больнице?, несколько приукрашивающие Действительность. Благодушен тон у придорожных надписей в США, гДе транспортные катастрофы стали национальным бедствием: ?Если ты одной рукой обнимаешь руль, а дру 25 гой — девушку, то оба дела ты делаешь плохо? и т. п. Понятно, что призывам к сознательной ?самообороне без оружия? от ?Смерти с острою косою? не может последовать, скажем, грудной ребенок. Но ясно и го, что за дитя малое, неразумное должны думать взрослые, прежде всего сами воспитатели, а не только врачи. Много ли проку обращаться к медицине в явно аварийной ситуации? Как лучший способ продлить жизнь — это не укорачивать ее, так лучшее средство от всех болезней — не лечение, а предупреждение, заблаговременное и активное укрепление здоровья. И здесь очень многое зависит от мам и пап, от бабушек и дедушек. От их знаний, от умения следовать новейшим рекомендациям науки. Даже если ее советы идут вразрез со слепым инстинктом родительской любви. Это нелегко, но посильно всем. Главное же, это нужно и каждой семье, и всему обществу. Впрочем, особенно труден лишь самый первый шаг, период после рождения, который был и остался критическим во всех странах. Как мы уже убедились, риск смерти не остается неизменным — он быстро падает с каждым годом, по крайней мере до ?переломного* возраста?. Уберечь грудного ребенка от малейших опасностей, спасти его от всех нависших над ним угроз — это не просто отвести их в настоящем, это значит уменьшить их и на будущее: шансы выжить растут. Это должен учитывать каждый из нас. Это давно учитывает и наше государство. И если охране младенчества у нас уделялось и уделяется особое внимание, то, как видите, не за счет других возрастов, а ради них. Каждый год, выигранный в самый ранний период детства, как бы стоит нескольких последующих. Сопротивляемость организма увеличивается. Разумеется, к этим внутренним защитным силам добавляются внешние — вся мощь современной медицины. Сумма обоих слагаемых дает растущую год от года обороноспособность. Смерть отступает. Жизнь торжествует. У нас появляются на свет ежегодно миллионы новых граждан (в 1971 году, например, родилось 4 372 000 детей). Будь их смертность такой, какой она была до революции, мы теряли бы из них свыше четверти, 26 то есть не менее миллиона за какие-нибудь 12 месяцев — в 10 с лишним раз больше, чем недосчитываемся сейчас. Значит, только здесь сберегается ежегодно по меньшей мере целый миллион человек. И если средняя продолжительность жизни для них ныне 70 лет, а не вдвое меньше, как до революции, то во многом благодаря тому, что заметно сократилась смертность в других возрастах. Сдвиги колоссальны. Но есть, есть еще неиспользованные резервы! Те, которые можно и должно подтянуть в борьбе против ?Смерти с острою косою?. Уже сегодня, сейчас. Речь, однако, идет не только и даже, пожалуй, не столько об улучшении медицинского обслуживания. Оно у нас на достаточно высоком уровне. И, разумеется, продолжает совершенствоваться. Многое, очень многое зависит именно от нас самих. И неспроста для очередного Дня здоровья, который по традиции отмечается 7 апреля, в 1973 году Всемирная организация здравоохранения избрала такой девиз: ?Здоровье начинается дома?. Наше государство, как никакое иное, обеспечивает своим гражданам все гарантии здоровья. Но мы не можем забывать требования закона, который гласит: советские люди должны бережно относиться к здоровью — и своему собственному, и других членов общества. —Оказывается, и впрямь интересно и важно знать ?шансы на выигрыш? в битве против ?Смерти с острою косою?. Только вот что бросается в глаза. Вероятность умереть не просто предстает перед нами точными цифрами, своими для каждого возраста. ?С хвостом годов'? она изменяется подозрительно правильно! Так, будто подчиняется некоему непреложному закону, который прямо-таки страшит своей неумолимостью. И в душу невольно закрадывается сомнение: а возможно ли мне, слабому одиночке, изменить тут что-то хоть на йоту? —И один в поле воин. А если взяться всем и каждому? Вспомните выводы дискуссии в нашей печати вокруг нашумевшей статьи профессора Урланиса ?Берегите мужчин!?. Он или Она — кто относится к ?слабому полу?? Странный вопрос! 27 Искони считалось, что здесь двух мнений быть не может. Конечно же, прекрасная половина человечества! Но... оказывается, она не половина! Прекрасная — да. Слабая? Вот что говорит демографическая статистика. Три с лййшим века назад обнаружилось, что мальчиков среди новорожденных больше, чем девочек. Намного ли? Соотношение приблизительно таково: 106 к 100. Солидное превосходство! Но оно быстро исчезает. По мере того, как взрослеют те и другие. А вскоре сменяется преобладанием сверстниц. Мужчины, оказывается, менее жизнестойки, чем женщины. ?Непреложный закон природы?? Значит, принять его как должное? Но тогда придется смириться с плачевными результатами такого неравенства: многие представительницы ?прекрасной половины человечества? вынуждены до конца дней своих мыкать одиночество. ?Многие? — это миллионы ?вековух?, потерявших надежду на супружество, матерей-одиночек и вдов с сиротами... Неужто же ничего нельзя поделать? ?Берегите мужчин!? — призвал соотечественников наш ведущий демограф профессор Б. Урланис. Трудно переоценить важность и актуальность сформулированной им задачи. На 250-миллионное население СССР приходится почти 19-миллионный ?женский перевес?, хотя мальчиков у нас появляется на свет ежегодно тысяч на 100 больше, чем девочек. (Правда, он убы* 28 вает, смещаясь к старшим возрастам: например, среди тех, кто моложе 46 лет, мужчин в 1973 году стало столько же, сколько и женщин, тогда как в 1959-м было меньше на 7 с лишним миллионов.) Конечно, дают себя знать последствия навязанных нам войн. Только в 1941—1945 годах советский народ потерял 20 миллионов погибшими, преимущественно своих сыновей. Но те, кому сейчас меньше 48—49 лет, на фронте не были. Между тем и среди них (если иметь в виду взрослых старше 25 лет) мужчин меньше. Оказывается, численное равенство между сверстниками и их сверстницами устанавливается уже к 25— 30 годам. Еще в юношеский период — в возрасте от 15до 20 лет — смертность ?сильного? пола вдвое выше, чем у ?слабого?. А в последующий — от 25 до 30 лет — она выше уже в два с половиной раза. Правда, потом превышение снова становится двукратным. Но все равно разница чересчур велика, тем более что остается таковой до преклонных лет. Буть может, мужчинам мы оказываем меньше внимания, чем женщинам? У нас есть женские консультации. А мужских нет. —Четверо из пяти наших врачей — женщины, так что главным образом в их руках судьба наших мужчин, и можно рассчитывать на полное взаимопонимание, — резюмировал профессор Урланис. — Берегите мужчин! —А бережет ли ваш брат себя сам? — возразила во гневе журналистка Лариса Крячко, и устами ее глаголили, вероятно, миллионы ее сестер на всем земном шаре. Она сослалась на одно из обследований, когда среди тысячи алкоголиков почти все оказались мужчинами. Напомнила об общеизвестном пристрастии ?нашего брата? к курению. И ясно дала понять: не лучше ли каждому мужчине самому серьезно подумать о собственной персоне, прежде чем рассчитывать на кого-то еще? К чему оправдывать свои слабости, взывать к состраданию вместо того, чтобы поистине мужествечнэ преодолевать их, на деле доказывая свою принадлежность к сильному полу? Ответственней относиться к себе и обществу — это не только можно, но и нужно! Что ж, тут есть своя правда. Справедливости ради, однако, следует отметить, что профессор Урланис и на сей раз, и прежде — в других своих выступлениях — Ратовал за активную антиалкогольную и антиникотино* вУю пропаганду, которая со школьной скамьи иривива- 89 ла бы отвращение к спиртному и табаку. Неоднократно подчеркивал, что пьянство — одна из важнейших причин, обусловливающих повышенную смертность у мужчин в цветущем возрасте. Губительное для самого поклонника Бахуса, оно опасно и для других, ибо чревато авариями и катастрофами на транспорте, производстве, в быту. Львиная доля преступлений совершается людьми в нетрезвом состоянии. Да и курение не безобидно для окружающих: отравлять легкие себе и другим — это еще полбеды; дыма без огня не бывает, а сколько пожаров вызвано непотушенными окурками! Призывая мобилизовать все силы на войну с обоими пороками, разновидностями наркомании, со всеми прочими причинами мужской ?сверхсмертности?, ученый предлагал подумать, как сделать еще эффективней наши социальные мероприятия в этой области. Его оппонентка, стремясь, по существу, к той же цели, сделала акцент на. другом — на личной ответственности, на гражданской сознательности всех и каждого. Акцент нужный, что подтверждается опытом многих стран. Говорят, одна голландская фирма выпустила недавно новую марку сигарет — ?Меммор? (сокращение от ?мементо мори?). На пачке изображен череп, рядом надпись: ?Вредно курить, злоупотреблять алкоголем и принимать наркотики. Ступай на кладбище с ?Меммор? и восхищайся табачным дымом?. Результат? Повышенный спрос на ?Меммор? благодаря такой рекламе. С некоторых пор в США табачные изделия тоже снабжаются печатными предостережениями. Непечатные предостережения, особенно дома, по-видимому, разнообразней, энергичней, чаще. И что же? Потребление сигарет продолжает расти. Довольно успешно: в 1972 году оно достигло рекордного уровня в 560 миллиардов штук (на 200-миллионное население). Правда, мужчины стали курить меньше, зато женщины, напротив, еще больше. Вот вам и агитация... Более резкие протесты и просто запреты? Было. Недавно во Франции дело дошло даже до суда. Тяжбу затеял пенсионер, некто Ш. Домулен: он потребовал привлечь к уголовной ответственности за курение в общественном месте своего бывшего приятеля. Истец ссылался на закон 1634 года, каравший данное преступление смертной казнью. Оказалось, закон никто не отменял! 30 Значит, чадили, игнорируя его, веками. Чадили настолько рьяно, что сами жрецы Фемиды махнули рукой. А в соседней Англии в XVI столетии на площадях торчали на шестах отрубленные головы с трубками в зубах. Так пытались там отучить от пристрастия к ?чертову зелью?. Ныне туманный Альбион стал совсем сизым от дыма и заодно опередил все страны мира по смертности от рака легких. Курильщиков в Англии 17—18 миллионов. Это на 55 миллионов населения. В Россию табак завезли 350 лет назад. За его продажу били нещадно палками, ?пороли ноздри?, ссылали. А ?огнедышащим змиям? гарантировали все шансы на плаху и конфискацию имущества. Зато при Петре I, который, побывав в Голландии, стал завзятым трубоку- ром, было ликвидировано еще одно ?отставание от Европы?— в 1716 году зародилась отечественная табачная промышленность. С тех пор она добилась, как говорит* ся, огромных успехов. У нас тоже раздавались голоса за оснащение папиросных и сигаретных пачек надписями-полуэпитафия- ми типа: ?Где дым, там рак?. Еще вариант: ?Или мы покончим с дымом, или дым покончит с нами?. Но тогда, может, и на бутылках с горячительными напитками рисовать череп со скрещенными костями? Много ли это даст, судить трудно теоретически, без эксперимента. Но не лучшая ли гарантия от обоих зол — сознание личной ответственности за себя и за других, о чем говорила журналистка Крячко? Ну а лучший путь к такому пониманию — не воспитание ли сызмала, о чем говорил демограф Урланис? Свежо в памяти фиаско, которое потерпело в США движение ?прогибиционистов? (?запретителей?) и введение ?сухого закона? (отмененного в 1934 году). ?Зеленый змий? торжествует не только там. Но управу на него найти необходимо. У нас для этого есть все условия. Дело не только в том, что производство и продажа винно-водочных изделий сконцентрированы в руках государства. У нас вырваны социальные корни алкоголизма. Уже осуществляется общегосударственная программа борьбы с этим злом. Но, сколь бы многое ни зависело от общества, своя роль принадлежит здесь и личности. Да, каждому из нас, и начинать тут не обязательно ?всем миром? — можно и по отдельности, хотя лучше, Разумеется, всем вместе. 31 —А возможно ли в принципе свести на нет разрыв в смертности между мужчинами и женщинами, если они действительно различаются жизнестойкостью? —Сократить — бесспорно. В этом демографы не сомневаются. —Но биологи говорят, что повышенная смертность мужских организмов целесообразна для всей фауны и флоры. Нет ли здесь некоего всеобщего закона, которому подвластны и люди? —Отдавать должное ?мудрому порядку Натуры? еще не значит идеализировать его, благоговеть перед ним, боготворя на манер идолопоклонников все стихии — и добрые, и злые. ?Разум против стихии? — вот девиз, которому следует гомо сапиенс. Итак, преодолима ли пресловутая ?слабость сильно-* го пола?? Посмотрим сперва, как обстоит дело у некурящих, непьющих мужчин. И столь же беспорочных женщин. У тех, кто всем напиткам мира предпочитает молоко (преимущественно грудное). Кто из всех мундштуков признает один-единственный — тот, что у соски. 4 миллиона 241 тысяча — столько новорожденных было зарегистрировано у нас в 1966 году. Из девочек (2 миллиона 66 тысяч) 12-месячного возраста не достигло тогда 2,3 процента (48 тысяч). А из мальчиков 32 (2 миллиона 175 тысяч) — 2,9 процента (63 тысячи), Подобное неравенство — изначальное! — явление об* щераспространенное. Но откуда оно? Разве сыновья менее желанны, чем дочери, менее дороги для матери, для всех нас? Разве тем и другим не обеспечены — и семьей и обществом — все условия существования в равной степени, без какой-либо ?дискриминации?? Недоумение нарастает, когда начинаешь сопоставлять цифры разных лет. Заглянем, к примеру, в ?Итоги всесоюзной переписи населения 1959 года?. Ограничим* ся данными, относящимися к периоду до совершенно-* летия: Объяснение парадоксу и впрямь приходится искать не в социальной сфере, а в биологической — где же еще? В самом деле, пониженная устойчивость мужских организмов (к холоду и зною, голоду и ядам, инфек 3 Л. Бобров 33 циям и другим болезнетворным факторам) обнаружена не только в наблюдениях за людьми, но и в опытах с животными, даже растениями. Более того, она признана целесообразной, по крайней мере для земной биосферы. Что ж, давайте заглянем в этот зоологический мир, чтобы лишний раз убедиться, как далек он от нас. ...На озере Верхнем (Северная Америка) есть остров Айл-Ройял. Там давно уже сосуществуют в естественном равновесии лоси и охотящиеся за ними волки. Первых — приблизительно 900, вторых — примерно 25. Соотношение довольно устойчивое. Но трудно сказать, какая участь ожидала бы и гонимых, и гонителей, не будь женские особи более жизнеспособны, чем мужские. Ясно, что численность каждого нового поколения определяется количеством взрослых самок — тех, разумеется, которые приносят потомство. Если их поголовье не изменится, приплод в стаде будет тем же, что и раньше, даже если быков стало бы в несколько раз меньше (или больше), чем коров. Но для стада (популяции) важно не одно лишь количество, а еще и качество потомства. Важно, чтобы наследовались только лучшие родительские признаки, благоприятные для вида в целом. Так оно и получается, когда животные, хуже других приспособленные к сложившимся условиям, по каким-либо причинам не участвуют в процессе .размножения, устраняются от него навсегда. В этой отбраковке огромную роль играют хищники: их добычей становятся обычно те особи, которые не столь обороноспособны, как прочие. Но и сами преследователи подвергаются такому же отбору! Бывает, в схватке с преследуемыми — особенно столь могучими, как сохатые, — погибают сами агрессоры, менее осто- рожпые и увертливые, чем остальные. Наконец, у тех и других ?второсортные? экземпляры отметаются всей окружающей средой с ее многоразличными губительными воздействиями — голодом, холодом, болезнями.... Такого рода дань — благо и для лосей, и для волков, и для других зверей (иначе им грозила бы бескормица от перенаселенности или иная напасть). И все-таки потери не должны быть чрезмерными. Ну а коли уж они — большие или малые — неизбежны, кем же тогда выгоднее жертвовать в первую очередь? 34 Очевидно, самцами. Ведь если йх станет меньше, это не столь заметно отразится на количестве потомства. Стало быть, именно их ?сверхсмертность? — в интересах стада, стаи, популяции, всего вида. Женские особи совершенней. Зато мужские прогрессивней. Когда начинается изменение климата (или другого фактора среды), они первыми жертвуют собой, точнее, посылают на смерть тех своих представителей, которые оказываются не приспособленными к новым условиям. Самцы разнообразней генетически, и среди них всегда найдутся более слабые, которые не выдерживают усиливающееся воздействие, давление среды. За^о лучшее из всего этого разнообразия будет из поколения в поколение накапливаться в наследственных задатках самок, которые более жизнестойки. Так популяция постепенно приспособится к изменившимся условиям. Пусть так. Ну и что? Какое отношение имеет все это к людям?! Разве лишь к нашим далеким предкам. По словам одного американского социолога, ?для первобытного человека жизнь была непрекращающейся битвой — против враждебного окружения, против хищников, со своими сородичами за пещеру, источник воды, охотничьи угодья, подругу...?. Но человек давно уже покончил с рабской зависимостью от эволюционных факторов, которые продолжают господствовать в царстве фауны и флоры. Он усмирил самых страшных хищников, даже невидимок, таких, как болезнетворные микробы. Он успешно борется даже с наследственными недугами. Изменись климат планеты — вымрут все животные и растения, которые окажутся не приспособленными к новым условиям. Но не люди! Они умеют приспосабливаться к среде, преобразуя ее саму, а не себя, создавая, если нужно, благоприятный микроклимат в Сахаре и Антарктиде, в морских пучинах и космических безднах. Нас не устраивает ?сверхсмертность? мужчин. Бороться с ней можно и должно. —И все же ?гони природу в дверь — она войдет в окно?. Сущность человека определяют не только социальные, но и биологические начала. О том напоминает уже сам факт разделения на два пола со всеми вытекающими отсюда различиями — физическими, пси 3* 85 хическими, прочими. Неспроста же исстари принято размежевывать трудовые, например, функции. Были и остались ?мужские? профессии и виды спорта, невзирая на феминизацию многих областей деятельности, где, как считалось, может преуспеть только Он, не Она... —Более того, советскими законами жестко ограни- ничивается допуск женщин к тяжелым, вредным, опасным работам. Но значит ли это, что мужская ?сверхсмертность? фатально предопределена неким ?гороскопом?, на сей раз биологическим? Есть сфера, где лидерство мужчин неоспоримо; к сожалению, оно не очень-то отрадное. Речь идет о травматизме. Тут они обошли женщин на всех жизненных этапах. Вроде бы ясно почему. С боксерами и хоккеистами, верхолазами и шахтерами, саперами и летчиками несчастные случаи вероятнее, чем, скажем, с продавщицами или учительницами, шахматистками или даже наездницами. Но в том-то й дело, что речь идет обо всех возрастах! И о дорабочих. И о дошкольных. Даже о младенчестве. С колыбели мальчики в несколько раз чаще страдают от травм, чем девочки. И здесь возникает соблазн сделать умозаключение, к которому, казалось бы, с железной логикой подводит ее величество Биология. Быть может, ?сверхсмертность? мужчин — неизбежная расплата за этакую их ?сверхжизненность?? За повышенную активность, ищущую выхода с колыбели? За ?боевитость?, ?бедовость?, кото 36 рая изначально заложена в них природой и заставляет рисковать собой, за наступательность, инициативность, предприимчивость, энергичность и т. д. и т. п.? Неда' ром символом мужского пола биологи избрали Перед нами знак Марса, изображающий копье и щит — инвентарь не какого-нибудь бога-замухрышки из интендантов, а именно главного военспеца (хотя в астрологической коллекции подобными профессиональными эмблемами были представлены и другие стоящие мужчины, тоже настоящие олимпийцы). Столь же продуманно отражено и женское начало, олицетворенное Be- нерой: Оно отражено, как нетрудно видеть, в зеркальце с ручкой, то есть не просто в промтоваре ширпотреба, но в предмете первейшей необходимости для всех и всяческих богинь красоты. Но вернемся к простым смертным, вернее ?сверхсмертным?. Да, сама природа вооружила нашего брата силой, завещав ему, помимо всего прочего, умение постоять за себя, долг вступаться за слабых, униженных и оскорбленных. Но вот прописные истины, которые, оказывается, нужно повторять и повторять. О них упоминали и демографы в выступлениях по поводу статьи ?Берегите мужчин!?. Подлинной мужественности чуждо мальчишество, ложно понятое ?безумство храбрых?, в чем бы оно ни проявлялось: в лихачестве ли на дорогах, в пренебрежении ли техникой безопасности на работе или мерами предосторожности на пляже, на спортплощадке, на улице, дома, наконец. Инфантильно-бесшабашное ?молодечество?, демонстративно-ухарская бравада самоотвер* женностью — знак слабости, не силы. —? Восхищает не эффектная бессмысленная смерть, а нормальная жизнь для общества, семьи, детей, любимой женщины, — разъяснял доктор медицинских наук М. Бедный, автор монографии ?Продолжительность жизни. Статистика, факторы, возможности увеличе? 87 ния?.— Более короткий век ?среднестатистического? мужчины вовсе не связан с биологическими особенностями мужского организма, а определяется в основном внешними факторами, в которых, кстати, нет ничего фатального. Если создать атмосферу нетерпимости к ?сверхсмертности? мужчин, то можно устранить порождающие ее причины, удлинить жизненный путь сильной половины человечества. —Опять ?сильной?... Или все-таки ?слабой??' —И да, и нет — смотря в каком смысле. В демографическом — слабой. —Цифры-то, конечно, убедительные. И все же нет- нет да и засомневаешься: женщины в массе своей такие нежные, такие хрупкие создания! На здоровье опять же жалуются больше нас. Да и статистика вроде бы свидетельствует, что они раза в полтора-два чаще страдают столь серьезными недугами, как ревматический порок сердца, болезни нервной системы, почек... —О жизнестойкости правильнее судить именно по смертности, а не по заболеваемости. И тем паче не по внешности. Кто самый си л ь н ы й человек на Земле? Погодите называть фамилию! Вы рискуете ошибиться. Ибо в ту минуту, когда вы произносите имя современного Геркулеса, где-то, быть может, уже объявился свежеиспеченный Микула Селянинович. Но даже невежда в указанной области никогда не ошибется... Если ответит попросту, не называя фамилий:мужчина.Мужчина— и весь сказ. А кто самый быстрый человек на Земле? Теперь черед знатокам осадить непосвященного: тут не стоит торопиться! Оно конечно, и здесь легендарным прообразом бегуна служит Он, не Она — быстроногий Ахиллес. Кстати, тот самый, который больше известен ахиллесовой пятой, подхватят женщины. И продолжат: знаете ли вы, что... ...наши современницы одолели бы мужчин в легкоатлетических состязаниях, если бы перенеслись в прошлое? На недавнем европейском первенстве (Афины, 1969год) представительницы прекрасного пола пробе? 38 жали самые разные дистанции .(и 100, и 400, и 800,. и 1500 метров) быстрее, чем победители-мужчины на пер* вых Олимпийских играх (Афины, 1896 год). ...не только мастера — наши второразрядницы по лыжам, конькам, велосипеду, плаванию имели бы все шансы подняться на олимпийский пьедестал почета на рубеже XIX и XX столетий? А каковы успехи женщин в других видах спорта! Да, женщины не топтались на месте. Но ведь и мужчины тоже! Так что и здесь любой человек, не обремененный ни тяжело-, ни легкоатлетической эрудицией, может столь же смело прочить им первенство всюду и всегда — практически безошибочно. Ну а кто старше всех людей на Земле? Кто он, Мафусаил, только не библейской мифологии, но современной демографии? Да, опять-таки это именно Он, не Она. Имя его — Щирали Мислимов, который скончался в 1973 году в 168-летнем возрасте, — общеизвестно, но его нельзя не назвать. Все рекорды долголетия — пожизненные. И сколько мы их помним, сплошь да рядом принадлежат мужчинам. Что же получается? Неужто и здесь лидирует тот самый пол, который мы только что обозвали ?слабым?? Что-то тут не так... Вот тут уж никак не ответить без демографии. А разобраться надо бы: каверзные ?почему? относительно Геркулесов, Ахиллесов, Мафусаилов могут сбить с толку (есть люди, которые не только сомневаются в том, что женщины долговечнее мужчин, но даже уверены в противоположном). Начнем с того, что разговор шел о рекордах, о феноменальных достижениях выдающихся одиночек. Разве можно судить по ним об основной массе населения? Нет, здесь нужны именно средние величины — те самые, которыми оперирует демография. Не яркие индивидуальности, а безликие ?статистические единицы?, к которым так не благоволит наша память. Еще бы, сугубые ?посредственности?. То ли дело новоявленный Геркулес, Ахиллес, Мафусаил! Личности. Любые уникумы — и мифические, и реальные — всегда интересней ?заурядного люда?. Но в том-то и заключается коварство нашей памяти, что именно их она подсказывает нам перво-наперво в качестве эталонов для сравнения. Так, бывает, зарождаются и укореняются неправомерные обобщения. И лишь демографическая ?цифирь?, всеохватывающая и строгая, позволяет точно оценить долговечность каждого пола. Возьмем снова материалы всесоюзной переписи 1959 года. Они несколько устарели, ну да не беда: и по ним виден разрыв в жизнестойкости между мужчинами и женщинами. Чтобы картина была более наглядной, взяты'20-летние интервалы, а не годичные, как в исходных таблицах. и так далее. ?А как далее? — может спросить иной любознательный читатель. — Зачем же обрывать таблицу на самом интересном месте?? А вот демографы в такой таблице без сожаления отбрасывают это ?и так далее?. Оно здесь необязательно: картина ясна. Мало того, в ?книге числ?, как и в ?книге бытия?, ?коварство и любовь? тоже могут со 40 седствовать. Цифра — незаурядная, интересная, увлекающая — на страсть к ней может ответить неверностью. Такая любовь, пусть самая платоническая, если она безрассудна, заканчивается порой ?грехопадением? — статистическим, разумеется. Ибо драматическая в своей изнурительности погоня за ?сверхточностью? ведет зачастую к ?комедии ошибок?, если человек пренебрегает округлением, которое не только желательно, но и необходимо. ?Самое-самое? — то, что всегда вызывает любопытство у публики, здесь не просто бесполезно для обобщений, оно, пожалуй, вредно своим искажающим влиянием. Чем меньше сопоставляемые числа, тем опаснее их сравнивать из-за случайных отклонений от закономерности. Исключения не опровергают правило — ими можно, а то и нужно пренебрегать. Но раз уж вопрос задан... Вот как распределялись долгожители по возрастам по переписи 1959 года: Впрочем, и без этой довблнительной таблички мы уже видели, среди кого (и насколько) меньше потенциальных претендентов на феноменальное долголетие. Но это, понятно, отнюдь не означает, что в таком ?марафоне? чемпионки среди женщин всегда и всюду ?результативнее? чемпионов среди мужчин. Поставим мысленный эксперимент. Вообразим грандиозное состязание, затмевающее своими неслыханными масштабами любую олимпиаду, универсиаду, спартакиаду и т. д. и т. п. Представьте: организованы две сверхкоманды — женская и мужская. Не сборные, с бору по сосенке (иначе и впрямь за деревьями не увидишь леса), а тотально-глобальные, включающие всех представителей каждого пола, от мала до велика. И еще: среди тех и других выявляются не только ?самые сильные?, ?самые быстрые? 41 и т. д. Учитываются всевозможные показатели жизнестойкости. Итак, соперничество всех против всех. Каковы же итоги? В командном зачете победят... Совершенно верно, женщины. А в личном первенстве? Мужчины. По всем видам, по всем программам. В том числе и в ?чемпионате долголетних?? А почему бы и нет? Очень даже может быть! Но самое интересное, пожалуй, не это; нечто подобное выявилось.бы, вероятно, и на матчах-турнирах сборных команд, которые включали бы не всех, а лишь отборных игроков. Здесь же моэйно подвести итоги ?первенства наизнанку?, так сказать, с конца. Кто же лидировал бы в умозрительном конкурсе самых слабых, самых медлительных и т. п.? Мужчины. ' —А не может ли изменить положение акселерация? За последнее столетие мужчины стали выше сантиметров на 10, женщины же — всего на 6—7. При такой разнице в темпах первые рано или поздно станут выше вторых на целый метр, если не больше. Появятся великаны, а рядом с ними — ?великарлицы?... —Это как раз та ?комедия ошибок?, к которой ведет неумение обращаться со статистикой. Но дело даже не в том. Допустим, что такая гигантизация человечества не фикция, а факт. Приведет ли она к увеличению жизнестойкости? Ответить на вопрос нам поможет не только медицина, но и антропология. Обратите внимание: идя столбовой дорогой демографии, мы снова и снова выходим на перекрестки наук. Конечно, каждая следует своим курсом, но эти пересекающиеся направления образуют единый ансамбль магистралей. ?Человек-гора?... От головы до пят — ?верста коломенская?. Да еще ?косая сажень в плечах?. За такими аттестациями сразу видится ?здоровый малый?, наделенный ?силушкой могутной?, так ведь, не правда ли? ?Рост выше 185—190 сантиметров следует считать патологическим, — черным по белому значится в Большой медицинской энциклопедии. — Представление о том, что великаны обладают огромной физической силой, в 42 большинстве случаев не соответствует действительности. Наоборот, они отличаются слабым здоровьем и редко доживают до старости... Жалуются на слабость, быструю утомляемость?. Ясно, что все это грустный удел мужчин: у женщин высокорослость наблюдается несравненно реже. Недаром сообщение об ?исполине в юбке? — Лизе Лыс- ко, которая в 16 лет имела 226-сантиметровый рост и вес в 128 килограммов, — вызвало в свое время настоящую сенсацию, хотя гигантесса явно уступала по своим антропометрическим показателям многим и многим мужчинам (иные из них достигали в высоту 250 сантиметров и даже больше). А ведь великаны (люди выше 190 сантиметров) не так уж редки, хотя, конечно, и не попадаются на каждом шагу. В США их примерно 5 человек на тысячу жителей, в Англии — 3, в Италии — 1. И на нашем фантастическом ристалище, где они могли бы уповать на первенство разве что в баскетболе, многие из них плелись бы в хвосте, уступая менее рослым сверстникам, то есть прежде всего сверстницам. Описаны случаи, когда гиганты не только не обладали мощью Геркулеса, тем паче резвостью Ахиллеса, но даже передвигались с трудом. Некоторые из них, словно по иронии судьбы, были вынуждены большую часть времени проводить лежа. Так что и надежда про 43- явить себя хотя бы в баскетболе для многих из них оказалась бы призрачной. Что касается их ?шансов на выигрыш? в ?марафоне Мафусаилов?, то медицинская энциклопедия дает не’ двусмысленную оценку перспективы: ?редко доживают до старости?. Ну а не доведет ли нас ?до жизни такой? акселерация? Вот что заявил в беседе с автором известный специалист по инженерной антропологии С. Успенский, старший научный сотрудник МГУ. —Разговоры об акселерации породили немало софистических умозаключений, — сказал он. — Но что значит это самое ?ускорение?? Речь идет в первую очередь о физиологическом развитии детей и подростков, которое сейчас происходит быстрее, чем прежде. Например, у молодежи середины XX века процесс полового созревания начинается и заканчивается на год-другой раньше, чем у их сверстников в XIX веке. (Это нельзя не учитывать в демографических расчетах ?бреющегося контингента?, о которых говорилось в первой главе.) Нынешние ?тинэйджеры? обгоняют тогдашних и в росте. У 15-летних юношей он теперь такой же, каким прежде был у 18-летних. Иными словами, тот период ?на заре туманной юности?, когда тело быстро вытягивается в длину, наступает сегодня раньше, чем вчера. Но и заканчивается тоже раньше. —Почему же? —Известно, что у новорожденных скелет состоит из хряща, который постепенно замещается более жесткой костной тканью. Вот данные обследования, проведенного московскими медиками. Окостенение таких хрящей у большинства детей происходит ныне на 1—2 года раньше, чем в 1936 году. Оттого-то и вытягивание тела тормозится в более раннем возрасте. Если раньше молодые люди быстро росли до 18—20 лет и даже дольше, то теперь — в основном до 17—19 лет (юноши) и до 16— 17 лет (девушки). Если же сравнивать поколения людей, переваливших за тот возрастной рубеж, когда рост организма полностью прекратился, то для взрослых разница между веком нынешним и веком минувшим окажется малоза? метной. Так, средний рост мужчин-москвичей в 1935 году равнялся 167,5 сантиметра, а в 1965 году — 167,8 сан 44 тиметра. То есть за 30 лет изменился мало. И если он когда-то увеличится, то не настолько, чтобы можно было говорить о его удвоении и т. д. —Но кто может поручиться за будущее? —Есть такая наука — инженерная антропология. Именно ее выводами воспользовался крупный советский антрополог профессор В. Бунак, когда он говорил, что средний рост человечества едва ли превысит 175 сантиметров. Предел этот поставлен самой конструкцией нашего тела, рассчитанной на существование в земном гравитационном поле, на сопротивление силе тяжести в условиях нашей ?двуногости?. Вообразите, что в один прекрасный день вы вдруг проснулись великаном — превратились в собственную копию вдвое большего роста. Ваш вес увеличился бы при этом не вдвое, а значительно больше. Нагрузка на скелет, на его рычаги, балки и опоры резко поднялась бы. Вы должны были бы перемещаться несравненно осторожнее, чем раньше, дабы не переломать себе кости при первом же падении. Мало того, обмен веществ в вашем организме и, вероятно, ваши реакции на внешние раздражители замедлились бы. Итак, перераспределение пропорций и нагрузок при гигантизации явно неблагоприятно. Смерть перешла бы в наступление, будь гигантизм, нынешнее исключение, завтрашним правилом — такой же нормой, какой ныне является средний рост. —А что значит ?средний рост?? Ведь он не одинаков у разных народов. —Да, у пигмеев (мужчин) он равен примерно 150 сантиметрам. Зато у самых высокорослых — негров динка — более 180. Первые среди вторых (или наоборот) смотрелись бы как некая ?аномалия?. Противоречие здесь кажущееся. И те и другие не выходят за пределы нормы с точки зрения инженерной антропологии, ибо оптимальный для Земли диапазон — 150—180 сантиметров. —? В чем смысл стереосоматического индекса, предложенного вами? —Он дает возможность точно оценивать соотношение между объемом (весом) человеческого организма и пропорциями фигуры (телосложением). Он отражает оснащенность нашего скелета, этой твердой ?арматуры?, мягкими тканями — прежде всего мышечными и жиро- 45 вуми. Минимальным значениям показателя . отвечает ?костистый? тип сложения, когда человеку свойственна сухощавость, а то и худоба, причем весьма низкая степень отложения жира сочетается, как правило, с недостаточным развитием мускулатуры, с узкогрудостью (астеническое сложение),- Максимальным значениям соответствует ?жировой? тип, для которого характерна рыхлость, порой даже обрюзглость, причем мускулатура опять-таки слабо развита. Средними величинами, характеризуется мускульный, атлетический тип, название которого говорит само за себя. > Сопоставляя данные медицинской статистики с такой ?шкалой комплекций?, мы выделяем интервалы ?норма?, ?отклонение?, то есть ?здоровье?, ?болезнь?. —Не поможет ли это объяснить повышенную жизнестойкость женщин? —Почему бы и нет? О ней судят в основном по смертности. По так называемой заболеваемости судить очень трудно, порой просто невозможно. Сейчас много говррят о необходимости разработать систему показателей, которые могли бы охарактеризовать здоровье. Однако для женщин норма здоровья иная, чем для мужчин. И она связана не только с физиологическими различиями между теми и другими, но и с конституционными. Словом, целесообразно учитывать еще и особенности телосложения.: Переход к ?двуногости?, к прямохождению в процессе эволюции человека привел не только к выигрышу, но и к некоторым потерям (в смысле инженерной антропологии). Быть может, они заметней оказались у мужчин, которые в среднем более рослы? Дело, конечно, не только в росте, но и в конструкции костно-мускульного аппарата, которая у женщин несколько иная. Но если и удастся найти инженерно-антропологические обоснования мужской ?сверхсмертности?, это не означает, что она необорима, ибо-де ?предначертана биологически?. Напротив, выясняя ее причины с этих позиций, мы тем самым найдем новые способы преодолеть ее. Вспоминаются прекрасные слова Софокла: В мире много сил великих, Но сильнее человека Нет в природе ничего. 46 —Итак, начав с рекордов, мы пришли к ?антирекордам?, потом опять к крайностям: гиганты, пиг- МвИ?м —Думается, наше путешествие ?от края и до края? не пропало даром: оно поможет нам найти ?золотую середину?, лучше вникнуть в смысл понятия ?среднестатистическая величина?. Не помешает откорректировать наши житейские представления о ней, которые далеко не всегда совпадают с научными. Статистика требует корректного отношения к себе: иметь ее данные еще не означает уметь ими воспользоваться. Это одна из причин того, почему разгорелся сыр-бор вокруг статьи ?Берегите мужчин!?. Парадокс ?слабость сильного пола? вызвал не толь- но недоумение, но и нападки. Демографическому Факту мужской ?сверхсмертности? противопоставлялись факты женской ?сверхзаболеваемости?. Между тем они- то, как ни странно, и подтверждали опровергаемое! Демографы были вынуждены разъяснить: о ?заболеваемости? судят по так называемой ?обращае мости? — по тому, как часто и по какому поводу посещают или вызывают врача, у кого что больше приходится лечить. Обычно чем человек старше, тем чаще жалуется на нездоровье — и на серьезные недуги, и на легкие хвори, и на пустяковые недомогания. Такого 47 рода статистика для женщин как раз и свидетельствует в пользу их долговечности. Есть, правда, такие болезни, с которыми чаще обращаются к врачу мужчины. Но сколь бы скрупулезным ни был анализ подобных показателей, все равно это не лучшее мерило жизнестойкости. Основной критерий здесь не потенциальные угрозы здоровью (они могут и не осуществиться), а безвозвратные потери поколения. Иными словами, именно смертность. Вот по ней-то и определяется одна из кардинальнейших демографических величин, отражающих жизнеспособность населения в целом. Или отдельных его групп, скажем, всех мужчин или всех женщин. Еще Гегеля смущала ?загадочность определения посредством числа?. А тут получается пара ?голых цифр?. Но что это за число! Им одним можно охарактеризовать очень многое. Всю ?систему жизнеобеспечения? с многоразличными ее факторами — экономическими, социальными и прочими. Тут не только материальное благосостояние, чтобы удовлетворить любые потребности, но и благоразумие, чтобы устоять перед соблазнами излишеств. Не только высокая образованность, но и элементарная бытовая культура. Не только возможности, предоставленные медициной, но и умение воспользоваться ими (например, злоупотребление лекарствами вредно для организма). И так далее. Причины, как видно, не только объективные, но и субъективные, зависящие не только от общества, но и от личности. И все это в той или иной мере отражает величина, о которой идет речь, — средняя продолжительность жизни. Что же она означает? Как вычисляется? Конечно же, это не пополам поделенная дистанция между рекордом и ?антирекордом? долголетия. Такая ?середка на половинку? дала бы нам примерно 85 лет, если вспомнить, что максимум здесь приближается к 170 годам (Ширали Мислимов), а минимум — к нулю. Тогда, быть может, это средний возраст всех до единого, кто живет и здравствует в стране? Такие суждения приходится слышать. Верны ли они? Представим себе фантастический супернебоскреб, вместивший всех граждан государства. На каждом этаже — лишь сверстники. На первом — все младенцы, от только что родившихся до без пяти минут годовалых. На втором ?— все, кому год или больше, но меньше двух 48 лет. И так далее. На последнем окажется самый старый из жителей, если он один. Мысленно заселить это воображаемое здание-госу^ дарство можно по итогам переписи, которая дает ?моментальный снимок? всех возрастов с точной численностью каждого поколения на какую-то определенную дату. Значит, нам заранее известно, сколько всего жителей в доме и сколько на каждом этаже. Остается отсчитать ровно половину населения, скажем, снизу вверх. Номер этажа, где закончится счет, даст величину, которая на* зывается медианой (от латинского ?середина?). Состав* ляя, допустим, 26 лет, как в СССР 1959 года, она делит нас на 2 равные группы: на тех, кто моложе 26, и на тех,, кто старше. Так вот, средний арифметический воз* раст всех* живущих обычно близок к медианному, хотя и вычисляется иначе. У нас он близок к 30 годам. А сред* няя продолжительность жизни — 70 лет. Но, может, тогда правы те, кто принимает ее за средний возраст умерших? Тоже нет. Ее определяют иначе. А рассчитывают ее по уже знакомым нам таблицам (такого типа, как на странице 40), только возрастные интервалы берут не 20-летние, а годичные (как в таблице на странице 33). Не поленимся заглянуть в них еще раз. ?Да это же наш небоскреб! Только вверх дном. И к тому же разделенный на женскую и мужскую половину?, — так и просится на язык, не правда ли? Конечно, тут требуются некоторые уточнения, но общее есть. Действительно, строчки таблицы легко представить себе рядами окон. Пусть в нашем высотном здании на каждого его обитателя приходится по комнате, которую может занимать только он один. Если человек жив, окно в ней освещено, если нет — зашторено. И тогда одно из 2 соседних чисел — количество горящих окон, второе — погасших. Так мы снова очутились в некоем Здании Жиз' ни. Пусть не смущает нас, что это таблицы смертности. Они называются и по-другому — ?таблицы доживаемо-* сти?. А то и попросту ?таблицы жизни?, что, право же, лучше.• И еще: они составляются по итогам переписи. То есть по ?фотопортрету? всего населения, сделанному с короткой выдержкой и запечатлевшему сразу все поколения — в том количестве и качестве, в каковом они 4 Л, Бобров 49 оказались на какой-то определенный момент. Или по данным текущего учета. Нас же интересует не тот вчерашний день и даже не сегодняшний, а завтрашний. Ведь средняя продолжительность жизни — перспектива для новорожденных (для старших возрастов она иная). Но грядущее одного определенного поколения можно увидеть в настоящем старших поколений. Взглянем на наш супернебоскреб. Все верхние этажи — некая ?модель судьбы? для нижнего, первого. Его населенность 10 лет спустя станет примерно такой же, какова она сейчас на 11-м, а 20 лет спустя — как на 21-м. И так далее. —А если численность новорожденных с каждым годом увеличивается? Допустим, в 1970 году она была больше, чем в 1950-м. Значит, в 1990 году поколение 1970года окажется многочисленнее, чем его ?модель? для того времени — поколение 1950 года в 1970 году, то есть группа 20-летних! —Вот потому-то вместо всех новорожденных (их миллионы) берется их условная совокупность (100 000), всегда одна и та же. —Еще вопрос. Наши отцы прошли через войну. Как же по их сегодняшней численности судить о нашей завтрашней? —Демографы вносят соответствующие коррективы. Оказывается, в Здании Жизни есть верхние этажи, которые населеннее нижних, находящихся непосредственно под ними. Дело тут вот в чем. В годы войны рождаемость упала. Поколения, появившиеся на свет именно тогда, оказались изначально малочисленней предшествующих и последующих. И это не единственная аномалия в возрастной структуре населения. Дети того времени давно уже повзрослели, возмужали, сами стали обзаводиться потомством. Но ведь они, теперь уже мужья и жены, отцы и матери, по-прежнему малочисленней, чем можно было бы ожидать (в случае, если бы не сказалась война). Отсюда и малышей меньше: сокращенное пополнение родительского континген 50 та означает и пониженную рождаемость. Так снова дает о себе знать военная гроза, вернее, ее ?демографическое эхо?. Оно должно звучать через каждые 20—30 лет, правда, все глуше и глуше. Все такие отклонения, не характерные для нормального развития, для мирных условий, принимаются в расчет, с тем чтобы внести соответствующие поправки. Так составляются таблицы жизйи. Вернемся к йим на страницу 33. Вы уже обратили внимание: вместо всех маЛыШей, появившихся на свет в 1959 году, беретбя их условная совокупность — 100000 новорожденных. Здесь, правда, не оба пола вместе, а порознь мужской и женский, но суть дела от этого не меняется. Примером для нас будет служить женский пол.- Если бы все 100000 девочек доживали до года, на них пришлось бы, очевидно, 100000 человеко-лет. В действительности же во второй строке мы видим иное число — 96323 (за вычетом 3677 умерших). Значит, получается не 100000 человеко-лет, а 96 323. Еще через год прибавляется 95526 человеко-лет. Потом еще 95 171. И так далее. Все значения складываются. В нашей таблице их, правда, всего 18, но остальные — до 100 лет включительно — вы найдете в таблицах при ?Итогах всесоюзной переписи населения 1959 года?. Сумма человеко-лет делится на 100000 человек. По 4* 51 лучаются годы — средняя продолжительность жизни (для новорожденных, в нашем случае — для девочек). Она равна 71,68. Округленно — 72 годам. Для мальчиков — 64,42. Округленно — 64 годам. В среднем для обоих полов — около 69 лет. По тогдашним данным. Сейчас она несколько увеличилась. Но рассчитывается точно так же. Смысл процедуры прост. Запас времени, который накоплен гипотетическим поколением, как бы повторившим в каждом возрасте результаты всех поколений-еовременников, раскладывается поровну между всеми новорожденными. Независимо от того, кого какая ожидает судьба, от того, кто какой вклад внесет в общий фонд. Так же исчисляется и средняя продолжительность предстоящей жизни для любого иного поколения, только тогда исходная совокупность в 100000 человек берется именно из его представителей (скажем, из всех 20-летних мужчин), а не из новорожденных. Есть и вероятная продолжительность жизни. Она характеризуется возрастом, до которого доживает ровно половина всех родившихся (на 100000). По данным переписи 1959 года, эта величина составляла 75 лет для обоих полов, 78 лет для женщин и 70 для мужчин. Наконец, модальная продолжительность жйзни. Ее еще называли ?нормальной?. Она показывает, каков самый типичный возраст смерти в старости — тот, на который приходится больше всего умерших. В 1959 году он падал на 80 лет для обоих полов, на 81 год для женщин и 77—78 лет для мужчин. —Выходит, какой показатель ни возьми, продолжительность жизни для женщин всюду и всегда выше, чем для мужчин! Наши демографы ведут дебаты, как преодолеть этот разрыв, а он ведь, кажется, не ликвидирован ни в одной стране мира? —Однако не везде он одинаков. Ориентиром может служить его минимум, но уж никак не максимум. —Допустим, удастся поднять жизнестойкость мужчин. Не повлечет ли это за собой ее увеличение и для женщин? Автоматически, по каким-то биологическим законам? —Один из крупнейших биологов XX века, Дж. Б. С. Холдейн, предсказывал:наступит эра, 52 когда люди, родившиеся одновременно, будут одновременно и умирать. Способен ли догнать черепаху... Ахиллес? Ошарашив современников этим вопросом 25 веков назад, древнегреческий философ Зенон предлагал рассуждать так. Допустим, стартовали оба, он и она. Быстроногий, сильный, он непременно достигнет вскорости того места, где в момент старта находилась рожденная ползать. Но и она, тихоходная, слабая, непременно продвинется за это время дальше. Пусть ненамного, чуть-чуть, однако и на небольшом участочке пути за ней надо гнаться сызнова! То же самое повторится и на третьем этапе, и на четвертом, и на пятом... И так без конца. Как же может настигнуть черепаху Ахиллес?! Перед нами пример знаменитых апорий (парадоксов) Зенона, прослывших ?труднейшими загадками дрёвности?. Как свидетельствовал Гегель, ?зеноновская диалектика материи до сих пор не опровергнута?. Конечно, Зенон и не думал отрицать самоочевидное. Дескать, движенья нет как такового. Он думал о другом: как его осмыслить логически? И вот уже двадцать пятое столетие философы бьются над тем же самым, ломая головы и копья. А движение... Ему что — оно продолжается по-прежнему. Дано ли мужчинам догнать женщин? Ведь разрыв в 53 жизнестойкости между полами вроде бы ?целесообразен?! И, похоже, предопределен ?мудрым порядком Натуры?. Вопрос, должно быть, интересный. И с общебиологических, и с общефилософских позиций. Достойный того, чтобы его неспешно обсуждали лучшие умы человечества. И здесь нетерпеливость демографов — ?промедление смерти подобно!? — может показаться наивной. Действительно, природа мужского отставания в долговечности не познана досконально. А нам твердят о необходимости сократить его безотлагательно! ?Чего не понимают, тем не владеют?, — утверждал Гёте. В общем-то, справедливо. Но вспомним медицину. Владея бесчисленными средствами против бесчисленных недугов, всегда ли она понимает, почему то или иное лекарство врачует ту или иную болезнь? Бывает, практика опережает теорию, погружая науку в море пррблем. Жаль, конечно, что они пока не решены, но мало радости и ждать у моря погоды. Парадокс ?слабость сильного пола? не ?загадка древности?, но и новооткрытым его не назовешь. ?Организм женщины крепче противится материальным разрушительным силам — климату, погоде, неудовлетворительной пище. Медицина и физиология еще мало занимались подробным разбором этого, но статистика уже дала бесспорный общий ответ: средняя продолжительность жизни женщин больше, чем мужчин?. Это говорится в романе Н. Чернышевского ?Что делать??. Что же делать? Демографы не ограничиваются констатацией этого факта, дабы препоручить его затем медицине, физиологии и т. д. Они и сами пытаются объяснить его, и другим помогают наметить подходы к проблеме. Женщины всегда и всюду были долговечнее мужчин? Оказывается, и тут кое-где есть исключения. В Индии, например, дело обстоит наоборот. Почему? ?Девочки-жены быстро проходят путь от брачного ложа до смертного одра?, — поясняет индийский демограф Чандрасекхара: замужество для многих его соотечественниц начинается с 12—13-летнего возраста, а раннее материнство заканчивается плачевно и для них самих, и для их детей. Вскрывая не только факт, но и стоящий за ним фактор, демограф как бы говорит: вот корень зла! 64 • По той же причине в первобытном обществе по&се*' местным явлением была ?сверхсмергн'ость? именно женщин, не мужчин; впрочем, для обоих полов средняя продолжительность жизни тогда была чрезвычайно низкой. У нас средняя продолжительность жизни для женщин — одна из самых высоких в мире:Примерно 74 года. Для мужчин — 65 лет. Разрыв — приблизительно такой же, как и по переписи 1959 года. А в начале столетия он был у нас едва ли не вчетверо меньше. Правда, и средняя продолжительность жизни тогда была вдвое ниже (немногим выше 32 лет для обоих полов в 1896—1897 годах). Сейчас она достигла 70 лет, но оказалась бы еще больше, если бы удалось сократить смертность мужчин всюду, где только возможно, и тем самым поднять их долговечность. Если их 9-летнее отставание от женщия свести, скажем, к 2-летнему, средняя продолжительность эриз- ни для обоих полов увеличится до 73 лет. Реально ли это? Несомненно. Во многих развитых странах, где средняя продолжительность жизни достигла столь же высокого уровня, как у нас, интервал между ее значениями для мужчин и женщин меньше: в Чехословакии — 7 лет, в Венгрии, Польше, Румынии, Японии — 5 лет. А в Дании этот разрыв равен 4 годам. Предположим теперь, что жизнестойкость мужчин окажется у нас заметно выше. Не увеличится ли она и у женщин? Такое не исключено. Ведь тогда будет меньше незамужних, разведенных, вдов. А нормальная семейная жизнь благоприятствует долголетию. Но как же тогда сократится разрыв между мужчинами и женщинами до 2, скажем, лет, а затем и" до меньшего значения, если среднестатистический век будет удлиняться и у тех и у других? Очень просто: оба уровня повозрастной смертности имеют один предел. В идеале — нулевой. Исключая, разумеется, ту пору нормальной продолжительности жизни, когда кончина воспринимается как естественный финал бытия. Так что они не могут не сближаться. Математически это изображается так же, как гонка Ахиллеса и черепахи в Зеноновой апории — последовательностью закономерно укорачивающихся отрезков. 55 Ряд этапов бесконечен, тем не менее конечный результат быстро подсчитывается несложным приемом. Это не разрешает, разумеется, Зенонов парадокс Но способствует его более четкой формулировке. Демографическая ?цифирь? дает больше. Выявляя проблемы, позволяя анализировать их строго количественно, она помогает их не только теоретически осмысливать, но и практически разрешать. —Что же могут демографы предложить практически? Кроме призывов ?создать атмосферу нетерпимости вокруг мужской ?сверхсмертности?? —Вполне конкретные рекомендации, касающиеся всех и каждого. Что можно и нужно сделать, например, для того, чтобы было меньше несчастных случаев. Сделать не только школе, но и семье. Статистика смертности по возрастам и причинам открывает глаза всем, я прежде всего самим мужчинам, на такие ахиллесовы пяты ?сильного? пола, о которых его представители порой и не подозревают. Не надо быть многомудрым Зеноном, сделавшим медлительней черепахи самого быстроногого из греческих героев, чтобы задуматься над другим, не менее символическим парадоксом: ?Ахиллес и его собственная пятка?. Вы помните эту легенду. Еще дитятей, не подозревая о ценной медицинской рекомендации ?закаляйся, 56 как сталь?, Ахиллес уже прошел огонь, воду и медные трубы. Заботливая мамаша устраивала его на ночлег в пылающем очаге, погружала в леденящую реку подземного царства мертвых. Регулярно попадая из огня да в полымя, будущий герой стал тверд как железо и телом и духом. Уязвимой оказалась лишь пятка — за нее, как известно, держала младенца родительница Фетида, когда переходила к водным процедурам на пляже, не очень-то оборудованном для физкультурных мероприятий администрацией вышеозначенного царства. Вот с пятки-то, собственно, и начинается парадокс. Казалось бы, именно ее, заднюю часть нижней конечности, надо продуманно оградить от всяческих случайностей. Так.нет же, и любящая мать, и сам обладатель указанной пятки продемонстрировали чудеса неосмотрительности. А какие возможности были упущены! Фетида, довольно-таки известная богиня, имела доступ в мастерскую бытового обслуживания высшего разряда. И там по старому знакомству заказала доспехи для сына лучшему из оружейников — самому Гефесту. Что же выковал хромоногий бог-кузнец? Искусно изукрашенные чеканкой щит, броню, шлем, поножи (прикрывавшие голени) — все, в чем не было особой нужды. Все, кроме самого главного! И смертоносная стрела угодила прямехонько в ничем не прикрытую ахиллесову пяту... Сказка — ложь, да в ней намек. Добрым молодцам урок, конечно, еще больше преподносила и прозаическая действительность, которая куда древнее отразившей ее поэтической легенды. Но пошел ли он впрок? Сколько житейских нелепиц иллюстрирует парадоксальную ситуацию ахиллесовой пяты! Человек прошел войну — остался цел и невредим, хотя побывал в таких переделках, которые и не снились мифотворцам, воспевавшим картинные потасовки во времена копий и луков. Крепкому, закаленному, ему бы жить да поживать. И вдруг утонул, купаясь в спокойном теплом море (озере, реке), да еще неподалеку от людного пляжа... Нелепая случайность? Что ж, несчастный случай всегда нелеп, просто не вмещается в сознание, оставаясь по ту сторону рационального, логического. Но если осмыслить все-таки подобные случайности —нет ли за ними некой закономерности? 57 Сколько вдкруг нас мужчин, сильных, выносливых, быстроногих и ловких... на суше, но удивительно беспомощных в воде! Секрет стать Ахиллесом без ахиллесовой пяты — научиться плавать, и вся недолга. Сущий пустяк! Хотй бы сравнительно с той массой многолетних хлопот и самого здоровяка, и его родителей, воспитателей, учителей, тренеров, врачей, развивавших его природные задатки, укреплявших обороноспособность организма. Конечно, не всякая ахиллесова пятка видна столь явственно во всей своей обнаженности. Вскрыть слабое место в ?системе обороны? помогает статистика смертности, стимулирующая поиски не только демографов, но и других специалистов. Ежегодно тонет до 300 тысяч человек. Только за послевоенное время чуть ли не 10 миллионов человек нашли свою гибель в воде (во всем мире). В частности, при кораблекрушениях. Не все умели плавать, но кто- то и умел. А многие имели спасательные средства. Что же погубило несчастных? ?Жертвы легендарных кораблекрушений, погибшие преждевременно, я знаю: не море вас убило, не голод убил вас, вас убила не жажда! Раскачиваясь на волнах под жалобные крики чаек, вы умерли от страха...? Трудно не верить этим словам: они принадлежат Алену Бом- бару, сказавшему их после беспрецедентной одиссеи —? один на один с грозным океаном, в утлой надувной лодчонке под парусом, без всяких запасов еды и питья. В книге ?За бортом по своей воле? французский исследователь приводит ничего не говорящую на первый взгляд статистику. В первые же трое суток после кораблекрушения 9 из каждых 10 его жертв прощаются с жизнью. Но ведь даже от жажды не умирают столь скоропостижно! Не говоря уж о голоде, которым нынче лечат. Поучительный пример: катастрофа ?Титаника?, унесшая полторы тысячй жизней. На выручку потерпевшим бедствие суда прибыли через какие-нибудь три часа после того, как пароход, торпедированный айсбергом 14 апреля 1913 года, пошел ко дну. Но в спасательных шлюпках было уже немало людей, расставшихся с жизнью или с рассудком. Знаменательно, однако, что среди тех, кто поплатился гибелью за безумие, а помешательством за неспособность совладать с собой в атмосфере массовой паники, не оказалось ребятишек мо 58 ложе 10 лет. Ужас смерти обуял прежде всего взрослых, включая мужчин. Если из-под ног уходит твердь палубы, это еще полбеды, подчеркивает доктор Бомбар. Но беда, если человека покидает мужество и здравомыслие. Даже очутившись в спасательной лодке, он еще не спасен. Более того, он уже обречен, он загодя мертв, если только к нему не вернется самообладание. Парализованный шоком, безвольный, боящийся бездонной пучины и бескрайней шири, воды и ветра, шума и тишины, он становится ?живым трупом? и за каких-нибудь три дня окончательно превращается в мертвеца... Книга доктора Бомбара не чтиво от скуки, это прекрасное пособие для воспитателей. Для всех, кто хочет составить трезвое представление о возможных опасностях и необходимости встретить их во всеоружии. ?Я был такой же терпящий бедствие, как и другие, — говорит Бомбар о своем эксперименте. — Мое здоровье не представляет ничего исключительного... Конечно, за время плавания я сильно похудел (на 25 килограммов), но все же достиг берега. Повторяю, речь идет не о хорошей жизни, а о том, чтобы выжить?. Духу таких советов можно следовать и на суше. В тайге и тундре складываются, вероятно, критические ситуации, которые кажутся безвыходными, но именно потому, что у страха глаза велики. Вот, оказывается, какое значение имеют психологические факторы! Свою роль в мужской ?сверхсмертности? они играют наряду со всеми прочими — общебиологическими или, скажем, социальными. Этот вывод подтверждается статистикой смертности при землетрясениях и других стихийных бедствиях. Здоровью и жизни людей угрожают порой не столько телесные, сколько душевные травмы. Сказанное помогает осмыслить парадокс ?слабость сильного пола? не только теоретически, но и практически. В дискуссии по поводу статьи ?Берегите мужчин!? отмечалось, что ?сверхсмертность? мужчин объясняется в значительной мере и несчастными случаями, и не столько производственными, сколько бытовыми. Мужчины чаще оказываются в критических ситуациях — не только в цехе, но и на пляже, не только в геологических экспедициях, но и в туристских походах, не только в карьерах, где человек сам рушит горные породы, 59 но и при альпинистских восхождениях, где горные лавины могут нежданно-негаданно обрушиться на человека. И всюду — не только на беспокойном городском перекрестке или в тихой квартире у газовой плиты, но и в пустыне, песчаной или снежной, в болотистых чащах или среди волн — человек будет более подготовлен к тому, чтобы предотвратить беду всем смертям назло, если внести некоторые коррективы в существующую систему воспитания — ив семье, и в школе, и даже в дошкольных учреждениях. Разумеется, нужна не только ?психологическая закалка?. Научить ребенка или подростка плавать, ходить по бревну, ездить верхом, оказывать себе и другим первую помощь при несчастном случае — сделать это не так уж сложно, а жизней можно сберечь многие тысячи, предлагает советский демограф В. Переведенцев. В 1972 году вступил в силу новый комплекс ГТО. Он включает не три ступени, как прежний, а пять. Вот они: ?Смелые и ловкие? (10—13 лет), ?Спортивная смена? (14—15 лет), ?Сила и мужество? (16—18 лет), ?Физическое совершенство? (19—39 лет), ?Бодрость и здоровье? (40—60 лет). Представление о видах упражнений можно получить по их набору для первой ступени: бег, прыжки (в длину и высоту), метание (теннисного мяча), плавание, ходьба на лыжах или езда на велосипеде (или кросс), подтягивание на перекладине или лазание по канату. Помимо всего прочего, предусмотрено ознакомить каждого с рациональными режимами питания, мерами предосторожности, чтобы уберечь себя от перегревания и обморожения, с правилами оказания первой помощи и т. д. и т. п. Это поможет преодолеть повышенную мужскую смертность. Пути ее снижения, по мнению В. Переве* денцева, надо искать в трех сферах: охране труда, медицинском обслуживании, физической культуре, точнее, в их совершенствовании. Верно. Только следует подчеркнуть: третья область — последняя по порядку, но не по важности. Только в 1971 году на оздоровление условий труда у нас было отпущено столько средств, сколько их затрачено в четвертой и пятой пятилетках, вместе взятых. За последние годы резко снизилась частота профессиональ 60 ных заболеваний в машиностроительной, химической, горнорудной индустрии Возрождено Общество спасения на водах, чему способствовала публикация профессора Урланиса ?Несчастья может и не быть?. Да, дело не только в том, чтобы и впредь улучшать технику безопасности в промышленности, на транспорте, во всех хозяйственных отраслях. И не просто о дальнейшем прогрессе здравоохранения идет речь в рекомендациях демографов. Предстоит пересмотреть — и перестроить! — всю традиционную ?систему жизнеобеспечения?, где упор сделан на борьбу против болезней исмерти, а не на борьбу з а здоровьеижизнь. —Боро1ъся с болезнями, со смертью—разве это не тоже самое, что бороться за здоровьеи жизнь? —Одно дело срочно спасать от болезни,от смерти, выручать из беды в ?аварийной ситуации?. Другое — не допускать беды, предвидя опасности и предупреждая их, стоя на страже здоровья и жизни... —Так это же добрая старая профилактика! —Добрая, но действительно старая. А нужна новая, более современная, откорректированная применительно к требованиям эпохи. И гораздо более активная, чем когда-либо раньше. Болезни не предопределены человеческой природой. В наших силах предотвращать их заблаговременно. Это доступно и необходимо каждому мужчине. И каждой женщине. ?Самая слабая часть мужчины, подобная пятке Ахиллеса?. Как вы думаете, о чем это? Так в лермонтовской ?Княгине Литовской? говорится о сердце. Имеется в виду, что его легко поражают стрелы Амура. Если бы оно было уязвимо только для них! ?Если вы мужчина, — предупреждал недавно американский журнал ?Лайф?, — и вам от 30 до 60, у вас один шанс из десяти, что вы станете жертвой инфаркта в ближайшие 10 лет, и тогда один шанс из трех, что вы от него умрете. Если у вас избыточный вес, повышенное кровяное давление и слишком много холестерина в крови, ваши шансы подскакивают до одного из двух. А если вы к тому же заядлый курильщик, то тут уж все шансы на вашей стороне?. Более половины всех смертей в высокоразвитых странах вызвано поражениями сердца и кровеносных 61 сосудов. Ньже это убийца номер один. А между тем еще в начале века инфаркт миокарда, атеросклероз, гипертоническая болезнь были редкостью. ?Расплата за прогресс?, — говорилось о гипертонии На симпозиуме ВОЗ (Всемирной организации здравоохранения). Нечто подобное можно услышать и о сердечно-сосудистых заболеваниях вообще. Неужто же не обезвредить распоясавшегося ?убийцу номер один?? Остановить рост сердечно-сосудистых заболеваний, а потом и Ьообще свести их к минимуму, как некогда чуму, холеру, оспу, Можно и должно, считает профессор Г. Косицкий, автор книги ?Цивилизация и сердце?. С чего начать? С конца — покончить с малоподвижным образом жизни. ?Как получить инфаркт?... Так не без горькой иронии один французский автор назвал свой рецепт постепенного самоубийства, медленного, но верного. Среди ?полезных советов наизнанку? почетное место занимала ?антирекомендация? как можно меньше двигаться, а ежели уж перемещать тело в пространстве, то не иначе как транспортируя оное с помощью моторов. Короче, ездить от двери до двери, не ходить пешком даже по лестнице на второй этаж, подниматься и опускаться только на лифте. Ключи от лифтов следовало бы выдавать только по предписанию врача, заявляет профессор Г. Косицкий. 62 Конечно, лифты нужны, скажем, в высотном доме, но кто сказал, что они ?сберегают здоровье?? Отсутствие интенсивных мышечных нагрузок (гиподинамия), малоподвижный образ жизни (гипокинезия) — все это противоестественно, даром что получило красивые древнегреческие названия. Ахиллес, с шести лет настигавший оленей, чтобы взять быка за рога, — не столько выдумка, сколько гипербола. Предпочитая увеличительное стекло отражательному, мифотворцы так или иначе отображали жизненные реалии своего настоящего и прошлого. ?Вечное движение? — так, пожалуй, в двух словах можно охарактеризовать быт наших далеких пращуров. Любой из них, постигая, науку выжить, с ее азами сызмала осваивал умение догонять, а если надо, то и давать стрекача. Бегун и беглец, воспитанный тренерами-троглоди- тами без канительной записи в спортклуб, он превзошел бы иного нынешнего разрядника, будучи един во многих лицах — и прыгун, и метатель, и борец, и пловец, а сверх того и швец, и жнец, и на дуде игрец. Мышечная активность была и осталась жизненной необходимостью, особенно для мужчин. Без нее немыслима природа человека разумного, хоть это и биологическое начало, хоть с ним и пытается покончить неразумный человек. Понадобился изощренный ум философа, дабы свести на нет сверхподвижность легендарного древнегреческого героя. В теории, разумеется. Ныне достаточно простого неразумия, чтобы сделать то же с реальным ?героем нашего времени?, с самим собой. На практике, к сожалению. Парадокс XX века: чем подвижнее, тем неподвижнее. Все больше, чаще, стремительней перемещаемся мы от двери до двери, но и в самом высокоскоростном транспорте остаемся медлительней черепахи, хотя и обгоняем любого быстроногого бегуна. Проблема безопасности движения осложняется опасностью обездвиженности. Поговаривают даже, что спокойное сиденье может оказаться пострашнее неугомонных колес. Тем более что оно находит свое продолжение и в рабочем стуле, и в домашнем кресле. О нет, это не обломовщина! Наш современник — работяга, какого свет не видывал. Остановившись будто вкопанный, он, как Атлант, с титаническими усилиями 63 держит на плечах некую незримую тяжесть, подпирая ее затылком; только теперь это не воздух (?фу-фу, один неосязаемый чувствами звук?), а наэлектризованная атмосфера высокого психического напряжения. С одной стороны, у человека раскалывается голова: физический труд все больше уступает место умственному. А с другой... С другой стороны, ничего не раскалывается, кроме стула: оседлавший его готов превзойти самого Илью Муромца, который, говорят, сиднем сидел тридцать лет и три года. Раньше мозоли были больше на руках, нынче иные времена, иные нравы. Шутки шутками, а неподвижный в подвижном — современный человек в современном мире — бегом бежит за инфарктом. Уменьшаются мышечные нагрузки, но не нервные — это лишь усугубляет проблему гипокинезии, гиподинамии. Сердце действительно становится ахиллесовой пятой такого,?деятельного бездельника?. Инфаркт миокарда — бич нашего брата. Но разглагольствования отом, будто он ?написан на роду? мужчинам, — наивные самооправдания, которые только мешают преодолеть неоправданную ?слабость сильного пола?. С гиподинамией настолько свыклись, что порой недоумевают: как же еще, как иначе?! Ее вред недооценивают даже некоторые специалисты, что продемонстрировали недавние (60-х годов) материалы ВОЗ. Воз и ныне там. В книге ?Цивилизация и сердце?, вышедшей в 1971 году, профессор Косицкий упрекает многих своих коллег в том, что они продолжают мыслить категориями 30—40-х годов, когда физический труд занимал значительное место и на производстве, и в быту. Нельзя смотреть сквозь пальцы на пренебрежение к физическому труду, пора наконец видеть, к чему ведет всеобщая гиподинамия, и нечего убаюкивать читателя надеждами на магическое всесилие медицины. Ученый подчеркивает, что именно ?нирвана благодушия? заставила его ударить в набат, и, чтобы пробудить от нее людей, он призывает коллег бить тревогу: этого требует забота о здоровье и жизни миллионов. Демография тоже, понятно, не может быть безучастной регистраторшей неоправданных смертей. Ее совет медицине: врачи должны заниматься не столько больными, сколько здоровыми людьми, прописывая им вместо традиционных средств те или иные виды физической культуры. И рано или поздно любая спортивная С4 организация будет просто обязана обслуживать каждого такого ?пациента? в точном соответствии с рецептом — столь же неукоснительно, как сейчас это делает аптека или клиника. Пока же массовая физкультура почти повсюду на планете прозябает на положении Золушки. Роль принца отведена, конечно, Спорту. Им интересуются едва ли не все, но в основном как болельщики, сторонние наблюдатели. Сам же он интересуется лишь избранными, преимущественно молодежью, перспективной с позиций ?рекордомании?. И вот болельщики становятся болящими... Сделать наше физкультурное движение не просто массовым, ло поистине всенародным — способствовать этому призвано введение нового комплекса ГТО, которое справедливо расценивается у нас как важное государственное мероприятие. Дело за нами, за каждым из нас. Впрочем, лед тронулся. Борьбу с гиподинамией, гипокинезией начинают вести повсюду — и у нас, и за рубежом. Возникают целые организации типа клуба ?Бегом от инфаркта? в Новой Зеландии или общества ?Бегайте на здоровье? в ГДР. Скептики, разумеется, как всегда, начеку: не лед тронулся, а люд тронулся! Не торопитесь, мол, сверкать пятками по стопам Ахиллеса, а вдруг это ?рысцой за инфарктом?? Рутинеры упрямы, но факты упрямей. Даже на людях, перенесших инфаркт миокарда, благотворно сказывается подвижность, более того, интенсивная тренировка. Смертность среди них ниже, чем среди ?сердечников?, чурающихся ?тяжелых? физических нагрузок. Дискуссии продолжаются. ?Бега? тоже. Конечно, выбор ?аллюра? требует индивидуального подхода, врачебного контроля. Но пешей ли ходьбой, резвой ли рысью или еще каким манером шаг от гипокинезии к подвижности, от гиподинамии к физкультуре должен быть сделан каждым из нас. На этом пути, без сомнения, удастся сократить разрыв в долговечности между мужчинами и женщинами. Итак, недостаток мышечных нагрузок призвана компенсировать физкультура, но какая? Не жалкая пародия на нее — необременительная утренняя зарядка, да и то с перерывами на уик-энды, праздники, отпуска. Врачи говорят о необходимости интенсивно тре 5 Л, Бобров 65 нировать организм всю жизнь. Без особой боязни ?переутомиться? — вопреки традиционным советам меди- ков-перестраховщиков ?не перенапрягаться?, ?щадить сердце? и т. п. Не труся перед сквозняками, стужей, зноем, ливнем, сыростью и так далее — вопреки стародедовскому правилу ?береженого бог бережет?, ибо ложная сверхосторожность, которая легче дается, чем закаливание, оборачивается гибельной неподготовленностью к капризам погоды, перемене климата, всяким неожиданным случайностям. И тут возникает вопрос меры. Если рекомендуются большие нагрузки, чем считалось допустимым еще недавно, то где новая граница между ?недо? и ?пере?? Медицина искони занималась проблемами больного, а не здорового человека. Между тем для большинства недуг, недомогание — явление, как правило, эпизодическое (по крайности'до поры до времени, пока не произошел ?полом?, как говорил академик И. Павлов). И естественно, сейчас все внимательнее изучается именно это основное состояние — нормальное, не патологическое. Притом речь идет о норме активности, а не покоя, как прежде. Постепенно все четче вырисовываются подлинные физиологические возможности организма, его жизненные ресурсы, которые, уже видно, значительней, чем считалось раньше. Кое-что сделано, но еще больше предстоит сделать. И здесь трудно переоценить значение демографии — и общей, и в особенности медицинской. Показатели жизнестойкости, которыми она оперирует, могут оказаться здесь куда важнее, чем характеристики заболеваемости (тем более просто ?обращаемости?), которыми располагает медицина. Красноречивы не только величины средней продолжительности предстоящей жизни для разных групп населения, но и вероятности умереть, которые легко вычислить для каждого возраста и пола, для спортсменов и для забывших даже о физкультуре, для иждивенцев и работников, для занимающихся умственным или физическим трудом, для любой профессии. —А может, и вправду все это лишь бег на месте, суета сует и всяческая суета без толку? Не все же впадают в пессимизм с бухты-барахты! Есть, наверное, 66 свои основания для этого, если образованнейшие люди говорят: человек делает все, чтобы удлинить жизнь, а цивилизация наоборот — все, чтобы укоротить ее; он затрачивает все большие усилия, но и прогресс все изобретательней сводит их на нет. Погоня за миражем... —Ба, знакомые все лица! Человек и ?эта злодейка цивилизация?, его же собственная дочь, ставшая для него хуже мачехи. Что за комиссия, создатель! Послушать иных западных социологов, так тут и там сплошное ?горе от ума?, зло от блага — от научно-технического прогресса. Но демографы вправе возразить: ?Послушай... знай же меру!? • 70—80-е годы XVIII века... Вся Европа, передовая и менее передовая, рукоплещет графу Калиостро. Особый фурор ждет его в странах, давно уже вступивших в ?эпоху просветительства?. Еще бы, есть чему дивиться: ему ведь стукнуло 2000 лет, притом невесть когда! По сведениям из первых рук. Судя по столь же авторитетном первоисточникам — его собственным свидетель ствам, он лично знавал Александра Македонского, не говоря уж об Иисусе Христе, коего распинали на его, графа, глазах. Ну а то, что он выглядит подозрительно моложаво, не должно смущать просвещенную публикуз ведь он, ?великий Кофта всех восточных и западных частей света?, не мог не овладеть рецептурой ?эликсира 5* 67 молодости? (дабы оным заодно и приторговывать с хорошими барышами)... Да, это был .неслыханный рекорд долголетия. Что там библейский Мафусаил! Популярный патриарх отошел в мир иной всего на 969-м году жизни (и порукой тому всегда был непререкаемый авторитет священного писания). А великий Кофта вел счет сразу уж на тысячелетия. И встречал понимание. У образованнейших современников! Даже великий Гёте не сразу разглядел, что за птица Кофта. Но уж кто должен был тотчас раскусить ?самого бессмертного? из очковтирателей, так это, конечно, Лафатер, подаривший миру труд с уймой неопровержимых доказательств, что по внешности человека можно безошибочно судить о потаеннейших внутренностях — таких, как душа, характер. И что же? Великий физиогномист пришел, увидел... и уверовал в великого афериста. Но если бы только такие, как он, и иже с ними! Массовую веру в таких вот ?сверхдолгожителей? веками поддерживала посвященная им литература, оставленная ?очевидцами?, к тому же весьма уважаемыми людьми, светочами, так сказать, мысли. А чтобы убедить иного Фому неверующего, всегда была под рукой веская, как дубинка, аргументация из источника, не подлежавшего ни малейшим сомнениям, — из Библии. Ибо сказано: ?Дней Адама по рождении им Сифа было восемьсот лет, и родил он сынов и дочерей... По рождении Еноса Сиф жил восемьсот семь лет и родил сынов и дочерей...? И т. д. в том же духе. Вы смеетесь, а иные из наших современников всерьез поговаривают о ?безвозвратно минувшем золотом веке?, кляня на чем свет стоит ?эту злодейку цивилизацию?, которая-де укорачивает жизнь человеческую. Вы думаете, они апеллируют к Книге Бытия или к ?Великому Кофте? Гёте? Ну зачем же! В ход пускается ?тяжелая артиллерия? из самого надежного арсенала. Посмотрите, говорят нам, как с прогрессом науки снижались временные границы человеческого бытия. 600 лет, ни много ни мало — такие цифры называл немецкий естествоиспытатель Парацельс (1493—1541). Его коллега и соотечественник Гуфеланд (1762— 1836) —уже 200 лет. Русский микробиолог Мечников 68 (1845—1916) — 150—160 лет. Советский физиолог Павлов (1849—1936) — не менее 100 лет, то есть говорил уже не о верхнем, а только а нижнем уровне. Но что же изменялось в действительности? Не сами пределы, а их теоретические оценки, которые становились все реальнее, все обоснованней. И тем точнее, чем достовернее были исходные данные. А те, особенно давние, оставляли желать много лучшего. В известном труде X. Гуфеланда ?Искусство продлить человеческую жизнь? (Берлин, 1796) говорится, что дольше всех жил английский рыбак Генри Дженкинс, умерший якобы в 169 лет. Приводятся убедительные на первый взгляд ссылки на материалы судебного дела. ?Документально установленный факт?? Но неспроста югославский исследователь Мирко Грмек, доктор медицины, автор недавно вышедшей книги ?Геронтология, учение о старости и долголетии?, полагает, что это скорее всего результат путаницы: в одной биографии слились сведения о двух однофамильцах (скажем, об отце и сыне). Действительно, записи о датах рождения и смерти в церковных книгах велись (если велись) не очень-то строго. Четкая регистрация актов гражданского состояния налажена не так давно, да и то не везде. Во всяком случае, во времена Дженкинса (XVI—XVII века) ее не было даже в Великобритании, передовой тогда державе, не говоря уж об отсталых в культурном отношении странах. И до сих пор именно статистика возраста особенно грешит пробелами, неточностями, а то и домыслами. Что ж, лишь с 1840—1850 годов ведет она, по существу, свое начало. По крайней мере, более или менее надежная, основанная на переписях. Понятно, почему оспариваются многие давние рекорды долгожительства, ставшие ?классическими?: 186 лет (венгр Золтан Петраж, 1538—1724), 152 года (англичанин Томас Парр, 1483—1635), 146 лет (датчанин Кристиан Дракенберг, 1626—1772), ряд других. Наибольшего доверия заслуживают лишь те примеры, которые относятся к XIX—XX векам. К ним можно присовокупить и такие не столь известные, однако примечательные: 145 лет (русский В. Тишкин, 1806— 1951), 149 лет (русский И. Титов, 1800—1949). Чего стоят россказни о каком-то там человеке, который умер якобы в 200 лет с лишним, вы можете судить сами. Но попробуйте заявить их ?общественному распространителю?, что это лишь слабый (10-процентный) рецидив ?калиострографии?. Либо в лучшем случае результат путаницы (скажем, из-за разнобоя в календарях, в хронологических мерках возраста; например, на островах архипелага Мьей, что в Индийском океане, новорожденные по народному обычаю считаются сразу же 60-летними, а старики вправе прибавлять себе с каждым годом по 10 лет). Весьма нередко встретишь воинственное недоверие к ?опровергателю?. Неполнота (да и ненадежность) статистических данных о долгожителях разных эпох и народов мешает даже сейчас сделать однозначный вывод о тех самых временных границах человеческого бытия, которые якобы сжимались с прогрессом общества, как края ?шагреневой кожи? с каждым выполненным желанием ее обладателя. А вот ?аргумент аргументов? — данные самой демографии. Их вводят в теоретические баталии, словно ?непобедимую армаду?. Порой даже ученые (далекие от демографии). Так вот, по результатам переписей в ряде стран прослойка долгожителей (тех, кому за 100 лет) неуклонно сокращалась на протяжении последних полутора векоЬ. Но такая аргументация действительно напоминает ?непобедимую армаду?, в поражении которой известные заслуги принадлежат и неумелому командованию оной. Нет, цифры не лгут. Материалы переписей честно сообщают то, что было зарегистрировано. И все же сокращалось не количество долгожителей. Сокращалось другое — количество погрешностей, которые вкрадывались в статистику (не по ее вине). Истоки их различны. В довоенной Германии как-то решили перепроверить данные одной переписи. Подняли архивы с актами рождений. И ахнули:большинству старцев, заявивших, будто им перевалило за 120 лет, на самом деле не исполнилось и ста. Поневоле удивишься: вот так казус! А для демографов тут нет ничего особенного. Бывает. Даже при прославленной ?немецкой точности? на десятом десятке не мудрено запамятовать, когда мать родила. Я? Демографам хорошо известна и другая слабость человеческой натуры — ?старческая кокетливость?. Пожилые мужчины (и даже женщины) не прочь иногда набавить себе сверх имеющегося в действительности кто го- дик-два, а кто сразу десяток-другой лет. Зная это, статистики принимают предупредительные меры. Перепись 1959 года в СССР выявила поначалу 28 015 долгожителей (тех, кому 100 лет и более). Потом все мало-мальски сомнительные сведения, как всегда в таких случаях, были пропущены через сито строгого критического анализа. Малодостоверные данные отсеивались. И вот результат: 21708, а не 28 015. Значительное сокращение коррективы подобного рода дали и в 1897 году (окончательный итог получился тогда таким: 15577 человек). Но тут в качестве последнего довода, этакого ?уль- тима рацио?, извлекается ?самодельная статистика?, то бишь своя и чужая семейная хроника, включающая ?преданья старины глубокой?. Вот типичный пример подобных обобщений: ?Раньше люди жили по 150 лет, были выше ростом и с более крепким телосложением, — писал недавно в газету один читатель, который взялся поправить демографию на основании известных ему биографий. — Болезней было мало... А теперь, если кто доживет до 100 лет, пишут в газетах:редчайший случай. Я считаю, что с развитием культуры жизнь человека сокращается?. Горький опыт показывает, что отнюдь не излишне снова и снова повторять самоочевидную вроде бы истину, которую сами демографы считают банальной, тривиальной, затертой, словно старый пятак:статистика оперирует многими тысячами и миллионами фактов, собираемых, проверяемых, классифицируемых и обобщаемых на строго научной основе, с ними ни в какое сравнение не идет тот набор впечатлений, который именуется личным жизненным опытом любого из нас. Пусть наша память накопила десятки, даже сотни случаев, с которыми мы знакомы воочию либо понаслышке. Все равно этого недостаточно ни в количественном, ни в качественном отношении, чтобы с ?эрудицией? наперевес идти на приступ в надежде поколебать твердыни науки. Но вернемся в лоно ?злодейки цивилизации?, которая ?укорачивает жизнь? и без которой на Земле про- 71 должалея бы ?золотой век?, минувший давно и безвозвратно. Что же говорит наука? ?Никакого золотого века позади нас не было, и первобытный человек был совершенно подавлен трудностью существования, трудностью борьбы с природой?, — писал Ленин, и демография бесчисленными исследованиями может подтвердить справедливость этих слов. На протяжении тысячелетий средняя продолжительность жизни держалась где-то у отметки в 20 лет. Чему ж тут удивляться? Заглянем на минутку в ?золотой век ПерикЛЭ?, как называли период расцвета древнегреческой цивилизации в V веке до н. э. в Афинах при этом выдающемся государственном деятеле. Описывая нашествие чумы на город, историк Фукидид с горечью констатировал: ?Врачи были бессильны против этого бедствия: они сами заражались и умирали?. Это, что ли, ?потерянный рай?? А в середине XIV века за какие-нибудь несколько лет та же ?черная смерть?, -о которой мы нынче забыли, погубила 25 миллионов европейцев — чуть ли не четверть тогдашнего населения обширной части света. Даже привилегированная прослойка общества, не испытывавшая нужды, пользовавшаяся услугами лучших медиков, оказывалась беспомощной перед полчищами незримых врагов, затмивших своими злодеяниями Аттилу, Чингисхана, Тимура. В Западной Европе XVIII века средняя продолжительность жизни равнялась 25 годам, в XIX веке — 35, лишь* кое-где превышая 40 лет. Только в XX веке она поднялась до 70 лет с небольшим. Правда, далеко не везде. Для всего мира в целом она составляет сейчас 55,5 года, для Африки — 44,5, для Азии — 49,2, для Америки — 65,7, для Австралии и Океании — 67,6, для Европы — 70,3 года. В СССР, как уже говорилось, она равна 70 годам. Это не предел. Эра долголетия начинается сегодня. —Если яе ошибаюсь, именно в СССР больше всего долгожителей? —Да, у нас на каждый миллион душ приходится примерно 80 человек в возрасте 100 лет и старше. Вот 72 тот же показатель для других стран: 15 — для США (белое население), 7 — для Франции, 6 — для Англии, 1— для Японии. —Но ведь этот показатель практически не изменился по сравнению с концом прошлого века! И, по-видимому, нигде, ни в одной стране. А ведь именно в XX веке прогресс достиг небывалых темпов. Как же понимать слова ?эра долголетия начинается сегодня?? Зависит ли оно вообще от прогресса? —Максимальное (биологически возможное) долголетие осталось для гомо сапиенс тем же, что и на заре истории. Но значит ли это, что здесь ничего не изменилось? ?Здесь покоится Адиетумар, ста лет, вольноотпущенник Кая Юлия Максима; этот памятник он наказал по завещанию поставить себе и своей супруге Спорилле, пятидесяти лет?. Подобные эпитафии в Древнем Риме встречались не так уж часто, но встречались. Выходит, и в то время были 100-летние старцы. Да еще какие! С женами намного моложе... Но погодите, нас ждет еще более удивительное документальное свидетельство. Французский ученый Легран исследовал около 10000 биографий, относящихся к разным эпохам. Цель — установить, как изменялось долголетие на протяжении истории. Для этого опреде 73 лялся средний возраст знаменитых людей в момент смерти. Что же выяснилось? Для XX века, вернее для его начала, он оказался равным 71 году. А для классической древности... почти 72 годам! Неужели сама наука опровергает тезис ?эра долголетия начинается сегодня?? Попробуем разобраться. Прежде всего нельзя говорить, что величина, найденная Леграном, уменьшалась. Просто для нашего времени она вычислена точнее — по 490 биографиям, а не 190, как для античности. Так что оба значения можно считать примерно одинаковыми. Но что же получается: ничего, стало быть, не изменилось? Естественная продолжительность жизни, та, которую приближенно прикинули теоретически на основе биологических соображений, вероятно, осталась той же самой, что и тысячелетия назад. Зато средняя, которую демографы вычисляют точно (как — мы знаем), увеличилась, и намного. А нормальная? То есть соответствующая возрасту, на который приходится максимум смертей на склоне'лет? Она тоже изменяется, но не так заметно. Настолько медленно, что многие ученые думали, будто она не увеличивается. Теперь эти сомнения можно развеять, говорит профессор Э. Россет, ее эволюция ?характеризуется отчетливой тенденцией к повышению?. А вот вывод советского демографа — профессора 3. Френкеля: ?Меняется не прирожденная, передаваемая в виде задатка способность жить до 100 лет или несколько более, а возможность проявить эту способность для большей или меньшей массы людей в зависимости от их социально-экономического положения?. Изучая надписи на надгробиях, останки погребенных и тому подобные ?источники? (за неимением других), исследователи нашли средний возраст умерших для античной и более глубокой древности. Конечно, он не всегда соответствует нормальной продолжительности жизни, тем не менее и’ он достаточно красноречив. Оказывается, даже в наиболее развитых странах в первые века новой эры он не превышал 40 лет. Твердо установлено, что этот показатель рос. Правда, очень медленно: для Древней Греции он увеличился на 7—8 лет за десятки веков. Обследуя человеческие скелеты, оставшиеся от каменного века, ученые находили большей частью останки 74 людей, умерших задолго до 50 лет. ?Долголетие, известное нам ныне, — явление более позднее, ставшее возможным лишь в условиях нашей цивилизации, — писал французский антрополог А. Валуа. — Только благодаря ей современный человек может достичь столь почтенного возраста. Для людей с ослабленной жизненной силой в древнем обществе не было места?. Как рабовладельческий строй — при всей своей бесчеловечности — оказался благом по сравнению с первобытнообщинным, так и феодальная формация была новым шагом вперед по пути социально-экономического прогресса. Произошел новый сдвиг и в направлении к долголетию. Увы, мизерный. Мало кто достигает 40 лет, а 60-летие — исключительная редкость, свидетельствует сочинение 1208 года ?О презренном мире и о нищете человеческой?, принадлежащее перу папы Иннокентия III. В произведении ?Зерцало брака? (около 1400 года) французский поэт Э. Дешан говорит, что начало старости у женщин означает уже 30-летие, а у мужчин — 50-летие. Нормальным пределом человеческой жизни автор считал 60 лет. Подытоживая анализ тогдашних документов, профессор Россет говорит: ?Средневековье, подобно древности, относится к демографической эпохе, которую характеризует массовость преждевременных смертей и ничтожная доля лиц старших возрастов среди живущих?. В новое время, когда начинается развитие капитализма, появляется гораздо больше сведений, характеризующих демографическую ситуацию в самых разных странах. Например, во Франции XVIII века до 50 лет доживал лишь один из четырех новорожденных. В Германии число доживавших до 60 лет колебалось около 20 процентов, в Швеции — 30 процентов. Таким же примерно оно было и в других странах Запада. Лишь к концу XIX века оно поднялось до 60 процентов, но и то в одной лишь Дании. У нас (в Европейской России) накануне XX века оно держалось у 30-процентной отметки. Сейчас, в СССР, перевалило за 80 процентов. Нормальная продолжительность жизни в 1874—1883 годах для женщин (а у них она выше, чем у мужчин) достигала у нас всего 63—64 лет, а в 1959 году — 81 года. Это ли не результат прогресса?' И прежде всего социальному прогрессу обязаны мы 75 тем, что средняя продолжительность жизни росла у нас беспрецедентными темпами. В конце XIX века она достигла у нас 32 лет, едва превысив уровень, у которого держалась столетиями. А вот как росла она после революции: к 1927 году поднялась до 44 лет, к 1939-му — до 64, а к 1961-му — до 70 лет. Но это для новорожденных. А для тех, кого раньше называли стариками? Для 60-летних средняя продолжительность предстоящей жизни у нас составляет 21 год (для женщин) и 17 лет (для мужчин). Вот ее значения для других возрастов: Конечно, перешагнуть за 100-летний рубеж удается пока меньшинству. Но приблизились к нему уже многие. По данным переписи 1959 года,'свыше половины новорожденных доживало у нас до 75 лет. По некоторым прогнозам, вероятная продолжительность жизни в недалеком будущем станет еще больше — достигнет 80 лет. А нормальная? Какой она может быть на нынешнем этапе научно-технического и социально-экономического прогресса в условиях СССР? 90 лет. Этого возраста достигают уже не одиночки- долгожители, а многие тысячи людей. Конечно, при благоприятных условиях. Но, как бы там ни было, именно 90-летие предлагает профессор Урланис считать нормой, близкой к естественным пределам, характерным для нашей эпохи. Что касается средней продолжительности жизни, то ее, как предполагают, вполне реально увеличить к 1980 году до 79 лет для женщин и до 74 лет для мужчин. А в дальнейшем, быть может, и до 90 лет. Но это весьма нелегкая задача. ' —В чем же трудности? —Проблем немало. Вот одна из них: прибавить не только годы к жизни, но и жизнь к годам. Долголе 76 тие — это еще не долгое здоровье, а людям едва ли нужно одно без другого. Между тем налицо парадокс XX века: чем больше лекарств, тем больше больных. И для многих старость — не в радость... —А, значит, все-таки ?расплата за цивилизацию??! —Нет, скорее за собственное неразумие расплачивается сам человек разумный. Рассказывают, один грамотей скончался из-за опечатки. А начал с того, что ни с того ни с сего зачастил вдруг к врачам, жалуясь то на одну хворь, то на другую. Те обследовали его так и эдак, но безрезультатно. Ни единого из недугов, о которых пациент твердил с тихим упоретвом маньяка, ни даже самомалейщего недомогания вообще обнаружить не удавалось. Ничего не могли поделать даже светила медицины. И тут, как всегда бывает в подобных историях, успех ожидал малоизвестного и, конечно же, молодого коллегу маститых, но бесталанных эскулапов. Коллега начал с того, что нагрянул к больному домой. И застал того за странным занятием. Страдалец запоем читал только что вышедший из печати второй том медицинской энциклопедии, со сладострастным ужасом всматриваясь в захватывающие картинки. Рядом лежал первый том, уже изрядно потрепанный и оснащенный закладками. Старательно, видать, проработанный в итоге неусыпного бдения. 77 —Так мы, оказывается, коллеги! — с профессиональной бодростью заговорил незваный гость, сразу же смекнувший, где зарыта собака. — С той лишь разницей, что вы настоящий энциклопедист. Уже второй том штудируете. А я, батенька, и первого еще не открывал. Великая вещь эрудиция! Вы уже наверняка знаете больше, чем сам Гиппократ. А ведь он до сих пор слывет светилом из светил, и, казалось, его никому не затмить. —Ну, положим, вы немного преувеличиваете, — скромно поправил коллегу конкурент Гиппократа. — Впрочем, что они знают, эти светила! Не ручаюсь, правда, за Гиппопота... Как вы говорите? —Гиппократ. —Он чей? —Грек, из Эллады. —A-а, то-то я его не знаю! В нашем отечестве мне знакомы, почитай, все светила из светил. Ничего не умеют. Вот за границей наверняка дело другое. В Элладу, что ли, съездить? Я бы сам подлечился, да вот языков не знаю. А тут кругом латынь ^а латынь... Внимательно выслушав больного, врач направил его в аптеку с таким рецептом: aqua distillata, через час по чайной ложке после ежевечернего моциона. —Как рукой! — обрадованно сообщил повеселевший пациент при следующей встрече. — Сняло. Вы настоящий кудесник. Боюсь только, что у меня начинается новая... болезнь... —Догадываюсь какая! — перебил кудесник. И стал перечислять симптомы, предвосхищая еще не выслушанные жалобы. —Как вы определили, доктор?! — не выдержал побледневший визитер, ошеломленный неожиданным могуществом диагностики. —Великая вещь эрудиция! Я тоже, батенька, сделал закладки в энциклопедии. На тех же, между прочим, страницах, что и у вас. И знаю теперь кое-что даже о будущих ваших хворях. —?! —Да-да. Они начинаются на букву Б, не правда ли? На букву А вы ведь уже отболели! Рецепт? Тот же самый: ?дистиллированная вода, через час по чайной ложке после еже...? Пациент не дослушал. Нет, он не рассмеялся на 78 радостях. Он тотчас покинул помещение в знак протеста. Не до смеха стало и врачу. Теперь мнимый больной мог превратиться в настоящего! Заявление короля Лира ?из ничего не выйдет ничего? — плод легкомыслия. Самовнушение способно превратить вымышленную хворь в реальную. А самолечение — доконать больного. Любая пилюля опаснее бумеранга: метя только в болезнь, больной всегда поражает и себя... Навсегда разочарованный в медиках, пациент уселся за латынь. Дабы самому безошибочно разбирать рецепты из энциклопедии. Финал этой истории? Энциклопедиста погубила опечатка (поправка опоздала: ее дали лишь в следующем томе). Старый анекдот? Старый, но нестареющий. Возможно, герой его по-прежнему обретается среди нас и, узнав себя, вправе дать публичное опровержение в духе Марка Твена: ?Слухи о моей смерти не подтвердились, что и подтвердит с готовностью родня, а также справка с печатью?. А вот недавнее ?свидетельство о смерти?, к сожалению, неопровержимое. Это уже серьезно. Всемирная демографическая статистика свидетельствует: в последнее время числа умирающих в пору зрелости (за 35 лет) стали кое-где мало-помалу увеличиваться. Правда, невзирая на это, средняя продолжительность жизни продолжает расти (в основном благодаря снижению детской смертности). Но растет не столь быстро, как хотелось бы. Симптом тревожный. Обратите внимание: речь идет о статистике именно смертности, не заболеваемости. ?Обращаемость? ведь увеличивают, бывает, здоровые люди, возомнившие себя больными. Что же случилось? Быть может, и впрямь болезней становится все больше? В начале XIX столетия медицина считала их лишь сотнями, а во второй половине XX — уже десятками тысяч. А все симптомы нынешнему врачу и подавно не упомнить: они исчисляются сотнями тысяч. Мало того, с каждым новым изданием в медицинской энциклопедии их значится все больше и больше. То-то раздолье для ипохондрика, выискивающего их сперва в статье, потом у себя, а там, глядишь, и у цивилизации. 79 Да, к реестру болезней пушкинской эпохи добавился новый список, в десятки раз больший. Но отсюда вовсе не следует, что недуги становятся все многочисленней. Просто в то время медицина не различала их или не подозревала об их существовании. Объем информации в ее архивах удваивается сейчас каждые 6—8 лет. Но новое ведь можно узнать и о старом! Исследуя мумии, ученые нашли: почти все древние египтяне в преклонном возрасте страдали атеросклерозом. С тех пор сам он не изменился. А знания о нем? Они стали расти, как снежный ком, с XIX века, когда атеросклероз выделили в особую форму. В капитальном ?Трактате о принципах и практике медицины?, изданном 100 лет назад, поражениям органов кровообращения уделено всего 2 страницы. Ныне в таком объеме даже не перечислить все разнообразие сердечно-сосудистых заболеваний — десятка три отдельных форм, которые распознает нынешняя диагностика. А уж о подробном описании симптомов и говорить нечего — им посвящены курганы книг. Да, сейчас этот душегуб, прячущийся под десятками разных масок, свирепствует как никогда. Его жертвами в развитых странах становятся 6—7 из 10 человек, умирающих от болезней. Еще двоих из того же десятка губит убийца номер два — рак. Но то же самое наблюдалось бы и во времена Пушкина! Если бы тогда каждое поколение сохраняло столь же значительную часть своего первоначального состава до тех старших возрастов, когда особенно характерны злокачественные опухоли и сердечно-сосудистые заболевания. Век минувший отличается от нынешнего не тем, что этих душегубов не было, а тем, что их опережали другие. Откройте энциклопедию Брокгауза и Ефрона (1902 год). Там сказано, что чахотка по масштабам опустошений ?занимает первое место среди других болезней?. Холера 1892 года, одна из сильнейших эпидемий, стоила России меньше жизней (300 000), чем их было унесено туберкулезом в том же году. Своего максимума смертность от уего достигала в самую цветущую пору — от 20 до 30 лет (почти половина смертей). В 27 лет умер от туберкулеза один из великих математиков мира, норвежец Абель. В том же возрасте, сраженный тем же недугом, ушел из жизни Добролюбов. 80 ?Какой светильник разума угас!? — скорбел об этой кончине Некрасов, а ведь его самого ждала такая же кончина... Палочка Коха навсегда прервала творческую деятельность Белинского в 37 лет, Шопена в 39, Чехова в 43 года. Ныне этот недуг сдал свои позиции, и окончательная победа над ним уже не за горами. В ближайшие десятилетия или даже годы вполне реально ликвидировать также полиомиелит, корь, дифтерию, коклюш и другие инфекционные болезни. Здесь могут возразить: растет население и его скученность в городах; все плотнее потоки пассажиров при ?маятниковых миграциях? (скажем, из дома на работу и обратно), при эпизодических путешествиях, при переездах. (В СССР, например общее число переселений — 15 миллионов в год.) В таких ус* ловиях смертельно опасным становится даже грипп. Испанка, его особо тяжелая форма, при пандемии 1917—1919 годов оборвала 20 миллионов жизней — больше, чем первая мировая война! Даже холера или оспа, навсегда, казалось бы, искорененная на целых континентах, снова может вспыхнуть где угодно, просочившись контрабандой через любые кордоны... Да, контакты между людьми все многочисленней, все теснее. Никто не отрицает: это усложняет борьбу с инфекциями. Но ее успех не вызывает сомнений. Все действенней профилактические прививки и другие предупредительные мероприятия, как, впрочем, и методы лечения. Осуществляются интернациональные программы борьбы с заразными болезнями. Так, всемирное наступление на оспу, развернувшееся по предложению и при участии СССР, погасит ее последние очаги уже в ближайшие годы. Словом, и прогресс здравоохранения, и многое другое — все говорит за то, что смерть должна отступать по всем позициям — во всех возрастах. А она кое-где пытается контратаковать. Причины тому еще во многом не ясны. Но специалисты все уверенней говорят об одной из них. Это злоупотребление лекарствами. Особенно при самолечении. —Странный вывод! Злоупотребление спиртным, табаком — это еще понятно: яды (да и то в больших 6 Л. Бобров 81 дозах). Но лекарства?! Смертность высока как раз там, где их не хватает! Быть может, все наоборот: возможности фармацевтики отстают от наших потребностей? Но тогда надо, напротив, всячески расширять выпуск препаратов, их ассортимент. —Как любой яд в малых дозах может стать лекарством, так любое лекарство в больших дозах может стать ядом. Конечно, развитие фармацевтики необходимо, но одного этого отнюдь не достаточно, чтобы снижать заболеваемость и повышать жизнестойкость населения. Медицина выявила такой факт: не только в отсталых, но и в высокоразвитых странах дело со здоровьем обстоит хуже, чем можно было бы ожидать. В одном случае это можно объяснить нехваткой самого ??обходимого. А в другом? Излишествами? Демография выявила такой факт: общества старятся. Прежде всего в раззитых странах. Вот как изменялась доля тех, кому 60 лет и более, в СССР. В 1940 году она приближалась к 7 процентам (в абсолютных цифрах — примерно 13 миллионов человек). В 1960-м — к 10 процентам (около 20 миллионов).' В 1970-м — к 12 процентам (округленно 25 миллионов). Ну а медицинская демография? Ей на пер- 82 вый взгляд достаточно сопоставить оба факта. Оказывается, заболеваемость растет, обгоняя по темпам постарение населения. Но почему, почему? Может быть, не хватает все-таки лекарств? Врачей? Больниц? Здесь нелишне напомнить: уж нам-то грех жаловаться на свое здравоохранение. СССР в 1972 году насчитывал 733 тысячи врачей, миллионы специалистов с медицинским образованием. Правда, абсолютные цифры еще не говорят, много это или мало для каждого из нас. Нас ведь 250 миллионов. Но и они красноречивы. Ибо характеризуют усилия социалистического государства, сумевшего создать всеохватывающую ?систему жизнеобеспечения? таких масштабов. Возьмем теперь относительные цифры. Лишь каждый 15-й житель Земли — наш соотечественник. Между тем каждый 4-й врач в мире имеет советский паспорт. Прикиньте: любой из нас обеспечен услугами медиков чуть ли не в четыре раза лучше, чем среднестатистический землянин. Но нам наверняка интересней сравнить положение дел в высокоразвитых странах. Обратимся к сопоставимым данным, не зависящим от того, какое где население. В расчете на каждые 10 000 жителей у нас в 1975 году будет 32—33 врача; в 1973-м было 29 (против 2 в 1913 году), тогда как в США и ФРГ — примерно по 20, а в Англии, Франции, Японии еще меньше. В ?третьем мире?, понятно, совсем мало. Скажем, в Индии, которая в два с лишним раза многолюднее СССР, — только 2. Количество больничных коек на душу населения у нас тоже выше, чем во многих других развитых странах. Медицинское обслуживание у нас бесплатное, и, когда мы идем ?к доктору?, он просто обязан идти нам навстречу. Даже если мы начинаем ?лечиться?, делая все во вред себе самому. А многие прибегают к ?само- врачеванию?. Оно принимает катастрофический размах, благо у нас дешевы и общедоступны как фармацевтические препараты, так и медицинская литература. В арсенале нынешней фармацевтики сотни тысяч препаратов, к которым каждый год добавляются тысячи новых. Это пополнение не может не радовать. Но все чаще звучит напоминание: ?Осторожно: лекарство!? Антибиотики... Гордость современной фармацевтики! 6* 83 Благодаря им значительно повысилась средняя продолжительность жизни во всех цивилизованных странах. Перед этими лекарствами капитулирует инфекция, перед которой веками капитулировали лучшие лекари. ?Сегодня жизнь Пушкина была бы легко спасена, — свидетельствует член-корреспондент АМН СССР И. Кассирский, проанализировавший заключение врачей (лучших столичных хирургов), которые пытались спасти раненного на дуэли поэта. — Достаточно было извлечь пулю, наложить наружные швы на кишку и ввести в брюшную полость раствор пенициллина?. Это тот случай, когда без антибиотиков обойтись было бы невозможно. Но всегда ли их целесообразно применять? Выяснилось, что и это обоюдоострое оружие. Заодно с вредной микрофлорой оно убивает и полезную. Ту самую, которая поддерживает разнообразные защитные реакции нашего организма. Скажем, фагоцитоз — свойство лейкоцитов обезвреживать болезнетворные бактерии. Если спросить, что такое лейкоциты, каждый ответит: белые кровяные тельца. Главная их функция — защищать организм от проникающих в него микроорганизмов и других инородных частиц. Эту миллионоликую рать он сразу же мобилизует и бросает в контрнаступление при ранениях, ожогах, воспалениях. Ее численность — показатель нашей обороноспособности в борьбе со смертью. В каждом кубическом миллиметре крови у взрослого здорового человека содержится от 5000 до 8000 лейкоцитов. Но вот что обнаружила медицина. В начале нашего столетия нормой считалась их численность, равная 8000. Потом она упала до 6000. А сегодня — до 4000. Неужели наша сопротивляемость болезнетворным факторам ухудшилась? Похоже, организм действительно стал менее устойчивым к ним. Кто же виноват? Антибиотики? Нет. Другие препараты? Нет! Если кто и виноват, то прежде всего человек, неразумно применявший достижения фармацевтики. Велико значение химиотерапии — она спасла миллионы жизней. И, как прежде, охраняет наше здоровье. Но, отдавая ей должное, нынешние врачи трезво взвешивают все ?за? и ?против?, прежде чем обратиться к ней за помощью. Недаром применение антибиотиков и многих других препаратов взято теперь под строгий 84 контроль. Оно допускается лишь в случаях крайней необходимости. —Дело, вероятно, не только в фармацевтической ?химизации? организма? Вспомните про загрязнение окружающей среды! Оно ведь далеко не безобидно для любого из нас. —Однако оно лишь в немногих местах достигло опасных пределов. —А рост городов с их промышленностью и транспортом? Он продолжается безудержно! Не увеличится ли отравление атмосферы, почвы, вод, не станет ли оно повсеместным? —Демография поможет нам увидеть, насколько обоснованны эти тревоги. И насколько реальны надежды сохранить окружающую среду в чистоте и порядке. Улица была — как буря. Толпы проходили, Словно их преследовал неотвратимый Рок. Мчались омнибусы, кэбы и автомобили, Был неисчерпаем яростный людской поток... Таким рисует город Валерий Брюсов, поэт-урбанист, в стихотворении ?Конь Блед?. И внезапно ?в эту бурю, в этот адский шепот? врывается ?всадник огнеликий? со свитком, на котором начертано: ?Смерть?. Смысл зна- 85 мения поясняет ?безумный, убежавший из больницы?: ?Люди! Сгибнет четверть вас — от мора, глада и мечаЧ Впечатляющая картинка, ничего не скажешь. Она невольно вспоминается, когда заводят разговор о ?кошмарах цивилизации?, особенно городских. ?Городской образ жизни распространяется повсеместно. И, пожалуй, этот процесс лучше всего характеризует развитие страны и ее цивилизацию?, — читаем в книге ?Очерки по географии городов? французских специалистов Ж. Боже-Гарнье и Ж. Шабо. Да, урбанизация идет всюду: везде растут города, а их жители составляют все больший процент населения. Но таких ее темпов, как у нас, не знала ни одна другая страна. Ныне у нас свыше 2000 городов, и к ним ежегодно прибавляется десятка два новых. Если считать лишь те из них, которые называются большими, то есть имеют не менее чем 100-тысячное население, то по числу их — сейчас более 220 (из 2000 во всем мире) — СССР занял первое место, которое десятилетиями принадлежало США. Городов-миллионеров в СССР примерно столько же, сколько и в США,— 11 (из 100 с- лишним на всей планете). То, что ?городской образ жизни распространяется повсеместно?, служит излюбленным жупелом в устах тех, кто пугает мир близкой ?перенаселенностью?. Дескать, уже сегодня дает себя знать скученность, теснота; то ли будет в начале XXI века, когда численность землян удвоится! ?Вторая природа?, как называл Горький мир вещей, созданных человеком, предается анафеме, зато первозданная, дикая идеализируется: хорошо, мол, что есть еще на нашей планете пустыни и джунгли! ?Пусть к 2000 году плотность населения повысится до 50 душ на квадратный километр, — говорил академик С. Струмилин. — Но ведь и ныне многие страны намного превзошли эту норму! Например, во Франции к 1965 году насчитывалось до 88 душ на квадратный километр, в ГДР— 157, в Японии — 264, а в Нидерландах и Бельгии свыше 300. И ни одна из этих стран не поменялась бы, конечно, своей судьбой с такими, скажем, африканскими государствами, где и 2 душ не приходится на 1 квадратный километр?.- ?Усилие и торжество цивилизации? — так аттестуют Боже-Гарнье и Шабо большие города, отпуская им в той же книге и другой комплимент: ?чудовища?, которые ?приговорены к гибели?. А каменные Левиафаны — агломерации, скопления городов и их спутников? С чем только их не сравнивали! Это и ?раковые опухоли планеты?, и ?лавина, безжалостно сметающая все на своем пути, подминающая под себя все живое?... Советский исследователь Г. Лаппо в своих ?Рассказах о городах? не идеализирует последствия урбанизации, но, конечно же, не приемлет и пессимизм, навеянный мрачными картинами ?асфальтовых джунглей? на Западе. ?Преимущества концентрации велики и несом' ненны, — пишет ученый. — Крупный город — благоприятная среда контактов, в которых нуждается современное производство, прежде всего с наукой и проектированием?. Говоря об агломерациях, которые в СССР не достигли критического состояния, характерного для них на Западе, автор трезво оценивает их ?плюсы? ч ?минусы?, видит реальную возможность разумно организовать их развитие, полнее использовать положительные качества и устранять отрицательные. При социализме с его плановостью рост городов поддается регулированию. Итак, город, особенно большой, — как бы сгусток цивилизации, который в конденсированном виде преподносит все ее достоинства и недостатки. Что же бросается в глаза, если взглянуть на эту ?визитную карточку? прогресса? В атмосфере над средним мировым городом в 150 раз больше вредных примесей, чем над океаном, а над сельской местностью — лишь в 10 раз. Что ж, промышленность, транспорт, энергетика ?поработали на славу?. Но попробуем посмотреть на дело трезво. Во-первых, глобальное усреднение несколько нивелирует картину, а она неодинакова в разных странах. Достаточно напомнить недавнее признание американского журнала ?Тайм?: 40 процентов промышленных отходов, загрязняющих нашу планету, приходится на США, которые занимают лишь 6 процентов суши. Что касается СССР, то и атмосфера, и почва, и водоемы у нас гораздо чище, чем в Англии, ФРГ, Японии, не говоря уж о США. Показателен пример Москвы, которая за годы Советской власти стала одним из крупнейших в мире инду- 87 стриальных центров и транспортных узлов. Небо над столицей СССР чище, чем над любым зарубежным городом подобных масштабов. В Москве на одного жителя приходится 45 квадратных метров зеленых насаждений (в Вене — 25, в Лондоне — 9, в Париже — 3, Марселе— 1). Что касается Москвы-реки, то вот факт, который говорит сам за себя: в ней водится рыба, и удильщики на набережных не без гордости продемонстрируют вам свой улов. Во-вторых, само по себе различие в концентрации примесей к живительному газу, которым мы дышим, в деревнях и городах еще ни о чем не говорит. Достиг ли ее верхний уровень допустимых пределов? — вот в чем вопрос. Стерильная среда немыслима даже над океаном. В лесу, например, каждый кубометр воздуха содержит приблизительно 500 микробов, а в жилой квартире— до 20 000. Ну и что? Прямо у нас под носом, на каждом квадратном сантиметре чистейшей физиономии гнездится до 70 000 микробов! Больше всего их у бородачей, меньше всего — на лице, полностью лишенном- растительности, скажем, женском; но даже у ребенка этих непрошеных постояльцев сотни на любой столь же крохотной площадочке — с гривенник величиной. И представьте, живем и здравствуем. Гораздо дольше, чем иаши предки, которые всю жизнь проводили среди дикой, первозданной природы, в лесных кемпингах санаторного типа, то бишь в землянках и курных избах, не имевших, к^к сами понимаете, даже совмещенных санузлов. А если судить по таким конечным результатам, как показатели долговечности? Поднимем материалы всё- союзной переписи 1959 года. Средняя продолжительность жизни нашего сельского населения тогда была равна 68,88 года, городского — 68,13. Различие, как видно, малозаметное. Во всяком случае, гораздо меньшее, чем между горожанками (71,42 года) и ?селянами? — жившими в деревнях мужчинами (64,90 года). Чересчур усредненные показатели? Хорошо, возьмем какой-нибудь конкретный пример — промышленный центр и транспортный узел. Более или менее типичный, не из гигантов-миллионеров, но и не из карликов-деся- титысячников. Допустим, Днепропетровск. В 1959 году там насчитывалось 660 тысяч человек. Оказывается, средняя продолжительность жизни для них для всех была даже больше, чем для миллиона с лишним в деревнях области. Правда, опять-таки ненамного: у женщин— 74,15 года (город) и 74,08 (село), у мужчин соответственно 67,93 и 67,56. Конечно, если взять тех лишь наших соотечественников, кому 100 лет и более, то в целом по стране их в городской местности раза в 4 меньше, чем в сельской. Но, как мы увидим, и из этого правила есть исключения. Разумеется, борьба за чистоту нашего дома — всего земного шара, а значит каждого государства, города, села, — проблема, которую смешно отрицать. Недаром в последние десятилетия ее обсуждали на сотнях международных конгрессов, конференций, симпозиумов. Высказано немало обнадеживающих рекомендаций. Многое сделано. Появились открытия и изобретения, облегчающие решение этой важной, но непростой задачи. Понятно, что осуществление научно-технических идей требует благоприятных социально-экономических условий. Самые энергичные выступления печати, самые строгие юридические запреты могут остаться просто бумажками, просто благими пожеланиями, если за ними нет солидной материальной базы. Если говорить об СССР, то у нас на охрану и улучшение природы выделяются многие миллиарды рублей ежегодно. Ни одна новостройка — в столице ли, в другом ли городе, рабочем поселке или колхозе — немыслима без учета санитарно-гигиенических рекомендаций. Ясно: сколь бы велики ни были старания одного народа, их эффективность может ослабить отсутствие таких же усилий у прочих наций, даже заокеанских. Планета одна на всех. К счастью, уже налажено и расширяется межгосударственное сотрудничество в решении этих актуальных проблем. Оно нашло свое отражение в соглашении между СССР и США. Еще раньше — в Комплексной программе социалистической экономической интеграции, принятой в 1971 году странами — членами СЭВ и рассчитанной на поэтапное осуществление в течение 15—20 лет. В рамках СЭВ речь идет о том, чтобы постоянно снижать уровень загрязненности; хотя бы стабилизировать его — так ставят вопрос западные дер 89 жавы и в национальных, и в международных масштабах (скажем, в рамках ?Общего рынка?). Как бы там ни было, сдвиги налицо. —И все же бурный ?атомный век? так или иначе сказывается на нас. Во всяком случае, подтачивает душевные, а с ними и физические силы организма. —Преувеличенные страхи перед ?таинственными угрозами?, которыми якобы чреват ?атомный век?, зачастую опаснее самих его реалий. Например, ядерные электростанции не более опасны, чем любые иные промышленные объекты, привычные и потому не внушающие страха. —Но темпы, темпы! Недаром же именно сейчас, когда мир стал поистине быстродействующим, заговорили о стрессе. —И здесь не стоит поддаваться страхам, рожденным ?кошмарами цивилизации?. Вообразим, что на Бродвее каким-то чудом объявился неандерталец (или его гипотетический прямой потомок — пресловутый ?снежный человек?). Слыша на каждом шагу ?стресс?, ?стресс?, ?стресс? и уразумев наконец, что сие означает, новоявленный конкурент местных хиппи наверняка изумился бы очередному откровению человеческого гения, оценив по достоинству 90 новое слово науки. ?Удивительно, ребята, как вы узнали название этой самой штуки? — заявил бы он в интервью с простодушием троглодита. — Сама-то она нам хорошо знакома, да вот только я имени ее не знаю: им, таким мудреным и, оказывается, популярным, мы ни в жизнь не догадались бы поинтересоваться. Мы как-го не думали об этом?. И добавил бы, указывая пальцем на ?стада железных зверей в каменных джунглях?: ?Оно конечно, в вашем каменном веке тоже, видать, хлопот полон рот. Четырехколесных вокруг вас. больше, чем некогда четвероногих вокруг нас, но... Эх, побывали бы вы в нашей шкуре! В звериной, я имею в виду. В той, за которую мы .костьми ложились на охоте. А вам манто завертывают в универмаге. Наши пещеры были пониже, но населяла их не менее беспокойная публика. Всякое бывало?. Жаль, что нет такого свидетеля. Но его устами глаголет наука, (разумеется, в более изысканных выражениях). Да, темпы ?атомного века? довольно-таки напряжен- ны. Казалось бы, они не могут не травмировать психику человека. Ведь ?биологические часы? — те, что ?тикают? внутри нас, задавая ритм нашей жизнедеятельности, — настраивались в процессе эволюции при совершенно иных условиях. Но в чем иных-то? Тишь да гладь, божья благодать? Нет, ?идиллии? ледниковой эпохи — такой же миф, как и ?безвозвратно минувший золотой век сверхдолголетия?. Неспроста советский антрополог Я- Рогинский, профессор МГУ, говорит о ?тягостной аритмии, которую вносила мысль в деятельность палеолитического охотника?. И троглодит вполне мог бы (если бы сумел) произнести философически-поэтическую сентенцию: ?Вечный бой! Покой нам только снится?. Ну а урбанизация? Уж если, оглядываясь назад, на брюсовский город с кэбами и омнибусами, мы видим ?яростный людской поток?, то сегодня нечего и говорить. Многие уверены: погружаясь ?в эту бурю, в этот адский шепот?, мы подвергаем опасности душевное, а не только телесное здоровье. Другое, мол, дело деревня. Он? дальше от ?злодейки цивилизации?, ближе к природе, там нет такого движения, шума, сутолоки, тех треволнений. 91 И, дескать, прямо беда, что доля городского населения все увеличивается: в 1926 году в СССР она составляла 18 процентов (26 миллионов человек), в 1959 году — 48 процентов (100 миллионов), а в 1970 — уже 56 процентов (136 миллионов); прогноз на будущее дает такие цифры: приблизительно 70 процентов (свыше 200 миллионов) в 2000 году и 90 процентов (более 400 миллионов) в 2070-м. Предоставим, однако, слово статистике: процент ду? шевнобольных среди сельских жителей тот же, что и среди городских. Разница, конечно, есть, но качественная, не количественная: там преобладают одни психические недуги, здесь другие. К сожалению, нет сопоставимых данных, чтобы сравнить те же показатели в раз-1 ные эпохи. Могут возразить: почему же на Западе с такой тревогой говорят про ?кошмары асфальтовых джунглей?, про ?этот безумный, безумный, безумный мир?? Посетив не так давно Стокгольм, где жителей немно^ гим более миллиона, профессор Д. Валентей, руководитель Центра по изучению проблем народонаселения при МГУ, рассказал: ?Пятачок? перед гостиницей, где я жил, служил местом ежедневных сборищ наркоманов. Кто они, эти обитатели городского ?дна?? Я думаю, ответ ясен: люди без каких-либо идеалов, без цели?. Ученый приводит такой пример:в Дельта-сити (США) меньше 30 тысяч человек, и три четверти из них — алкоголики, наркоманы, правонарушители (официальная американская статистика). Спрашивается: при чем тут ?перенаселенность?? Нет, виной всему нечто иное — ощущение бессмысленности существования, духовное; отчуждение от общества. Напоминая, что в СССР и других социалистических странах тоже есть городские агломерации, притом не менее крупные, чем на Западе, советский демограф подчеркивает: у нас нет ни преступности таких масштабов, ни эпидемии самоубийств, душевных расстройств. Так что дело не в урбанизации самой по себе, а в социальных условиях, ?психологическом климате?. И нельзя не согласиться с другим специалистом — профессором Н. Амосовым, когда он называет смехотворными столь частые в наши дни жалобы: ?Ах, какая трудная (беспокойная, нервная и т. п.) пошла нынче жизнь!? Человеческий организм, поясняет киевский 02 ученый, был сконструирован природой чрезвычайно надежно. В расчете на страх, крайнее физическое напряжение, на инфекцию, голод, холод. И все это непрестанно испытывал наш первобытный предок. Его жизнь — сплошные тревоги! — была куда беспокойней, чем наша со всеми ее треволнениями. Разве что он, не столь изнеженный, как мы, реагировал на все не так остро. За десятки тысячелетий гомо сапиенс мало изменился биологически. И все же, спору нет, цивилизация наложила на нас какой-то отпечаток. Какой же? Обучение тренировало и развивало мозг. Все заметнее давало знать о себе именно человеческое, даже ?слишком человеческое?. Наши недостатки суть продолжение наших же достоинств: развитое воображение выливается порой в мнительность. Возникают преувеличенные страхи перед реальными и мнимыми угрозами. Законное беспокойство о чистоте окружающей среды не для всех стало новым стимулом заботы о ней. Для многих оно обернулось настоящими фобиями, навязчивыми состояниями тревоги. Тем более что на Западе оно приняло масштабы очередной истерии, на сей раз экологической. И тому немало способствовали иные политиканы, воспользовавшиеся случаем, чтобы отвлечь массы от политических протестов, сосредоточить внимание на экологических, а не экономических кризисах. Впечатлительные натуры, даже не робкого десятка, особо побаиваются ?радиации?, хотя ?атомный? век практически не увеличил ее по сравнению с каменным (троглодит просто не ведал, что подвергается действию космических лучей, а также земной радиоактивности). Логично поинтересоваться: а что потом? Предположим, что к 2000 году все электростанции окажутся атомными. Уровень радиоактивности в атмосфере, вероятно, повысится. Но по-прежнему останется безопасным. Мало того, он будет в 1000 раз ниже терпимого, допустимого самыми строгими нормами. А если все электростанции нового поколения окажутся обычными тепловыми? Тогда глобальное загрязнение воздушного бассейна может возрасти раз в 10 по сравнению с нынешним, которое в иных местах уже переходит границы дозволенного. Но и здесь выход есть — совершенствовать очистные сооружения. Правда, они становятся все дороже. Уже сегодня они стоят порой не меньше, чем само предприятие, для которого пред 93 назначены. Невыгодное дело? Да, если рассуждать с позиций отдельного бизнесмена или даже монополистического объединения. При социализме с его всенародной собственностью на средства производства, на все естественные богатства вопрос о прибыльности не упраздняется. Но решается иначе — в интересах всего общества, с государственной, а не узковедомственной точки зрения. На благо всей страны, всех нас, во имя будущих, а не только нынешних поколений. Это понимают здравомыслящие люди во всем мире. Один из авторитетнейших экологов нашего времени, Барри Коммонер (США), говорит, что ?экономическая система, базирующая на частном, а не на общественном ведении дел, не эффективна для того, чтобы использовать жизненно важную общественную ценность — экосферу?. ?Покончить с этим беспорядком в условиях капиталистической системы невозможно, — считает американский экономист Дуглас Дауд. — Очистка окружающей среды — огромная проблема, решать которую можно только в рамках планируемой экономики?. Между тем телохранители одряхлевшего строя твердят: ?Капитализм вечен?. И вот ?разочарование в прогрессе?, столь распространенное сейчас на Западе. Высказываются мнения, будто цивилизация вообще немыслима без ?вредных осадков?. Что та же угроза якобы неотвратимо надвигается и на ?третий мир?, где она пока не столь велика. Но опыт первого социалистического государства показывает, где выход из кажущегося тупика. Впрочем, и без ?экоистерии?, без ?атомофобии? есть благодатная почва для ?болезней цивилизации?, возникающих вопреки знаменитому ?из ничего — ничто?. Чем настороженней вслушивается в себя человек, тем чаще нашептывает ему ?внутренний голос? симптомы всевозможных недомоганий (сердцебиение, покалывание, зуд и т. п.). ?У тебя жар!? — и вот иного нас бросает в холодный пот, хотя речь идет о повышении температуры на доли градуса из-за пустякового местного воспаления. Бывает, такое считается вполне достаточным поводом для того, чтобы сломя голову бежать к врачу, потом в аптеку, наконец, приковать себя к постели, глотать таблетки, порошки, микстуры. А мы зна 94 ем: своим нежелательным побочным действием они могут вызвать недуг посерьезнее того, против которого направлены. Так и впрямь можно сделать из мухи слона. Устранить нелепость ?чем больше лекарств, врачей, больниц, тем больше пациентов? — значит не просто сократить смертность в цветущих возрастах. Это реальная перспектива прибавить не только годы к жизни, но и жизнь к годам. Иначе через несколько десятилетий одна половина населения будет болеть, а другая лечить ее. —Но никакое ?самоисцеление? немыслимо без докторов: ?самолечение?-то ведь недопустимо! Так что если ?первая скрипка? — любой из нас, то ?дирижер? — именно врач, квалифицированный специалист. —Да, и прежде всего специалист нового типа — скорее по здоровью, чем по болезням. Сами врачи заговорили о ?новом курсе? в медицине, о необходимости преодолеть долго бытовавшую недооценку естественных защитных сил, которыми располагает наш организм в борьбе с болезнями и смертью. —Невольно вспоминается: ?врачу, исцелися сам?. —Но не следует забывать:врач—?дирижер?, а ?первая скрипка? — сам пациент. Кто бы мог подумать, что полемика ученых мужей завершится столь неожиданным образом! Один из них отважился на такое, в чем иной жрец Фемиды законно узрел бы покушение на человеческую жизнь, на тысячи жизней. ...Оно звучало как вызов на дуэль, это письмо солидного ученого, адресованное коллегам, тоже солидным ученым. ?Глубокоуважаемые господа! — обращался к берлинским медикам мюнхенский профессор Макс Петтенкофер, крупнейший гигиенист XIX века. — Не откажите в любезности переправить мне коховскую ?запятую?, наводящую на всех такой ужас. Я сумею доказать, что не так страшен черт, как его малюют?. Здесь несколько вольно и лишь вкратце передано содержание нешуточного послания, которое, как вы догадываетесь, было достаточно фундаментальным, дабы достойно представлять тогдашнюю эпистолярную манеру ?сумрачного германского гения?, никогда не гнавшегося за сомнительным в своем легкомыслии лаконизмом. 95 Если бы Роберт Кох знал, для чего понадобились возбудители холеры самому авторитетному из самых ярых его критиков! Получив пробирки со смертоносными вибрионами, тот выбрал одну из них, снабженную особенно устрашающим ярлычком. Затем приготовил для себя раствор питьевой соды, заполнив им чайный стакан лишь напо ловину. Решительно влил туда жидкость, содержавшую добрый миллиард микробов. Жестом Сократа, бестрепетно взявшего кубок с цикутой, чтобы принять яд, Пет- тенкофер поднял сосуд со странной смесью, словно бокал с рейнвейном... Все это происходило на глазах у свидетелей, понимавших, для чего профессор готовит свой ?коктейль?, и тем не менее побледневших от недоброго предчувствия. И вот свершилось: крупнейший гигиенист испил свою чашу до дна... Присутствуй при сем Кох, он, вероятно, схватился бы за голову. Неужто дело дошло до самоубийства?! Но нет, профессор ничуть не походил на неудачника, доведенного до отчаяния крахом своей теории и решившего наложить на себя руки столь оригинальным способом. Одна из версий излагаемой истории гласит: торжественно держа чайный стакан с хорошей порцией заразы, Петтенкофер произнес нечто вроде тоста, напоминавшего, правда, небольшую лекцию, но зато не 96 оставлявшего сомнений в трезвом здравомыслии крупнейшего гигиениста. Дескать, что инфекция! Уж коли она и ставит перед нами вопрос ?быть или не быть?, то решает эту гамлетовскую дилемму сам человек, а не микроскопическая тварь. Так и с холерой: все опреде' ляет не какая-то там бактерия, похожая по форме на запятую, а прежде всего личная предрасположенность или, напротив, невосприимчивость к заразе. Ни спокойная уверенность теоретика, ни педантизм экспериментатора — ничто не изменило немецкому профессору накануне волнующего момента. Методично позавтракав, ученый столь же аккуратно приступил к своему необыкновенному ленчу, состоявшему из легкого и единственного ?блюда? — означенного напитка. Не забыл й про соду, чтобы нейтрализовать ею кислоту желудочного сока, которая, упаси бог, могла повредить проглоченным малюткам. Пегтенкофер не умер! Даже не заболел. Трагикомический эпизод с подобающим финалом? В таком свете преподносит нам исторический анекдот эту подлинно драматическую страницу из биографии науки. Да, Петтенкофер действительно на самом себе проверил предположение Коха, которое в те времена не могло считаться доказанным. Оно, например, не подтверждалось экспериментально на животных: их не заражали открытые Кохом ?запятые? — те самые, что обнаруживались у каждого человека, пораженного холерой. Да и люди не всегда заболевали ею, даже нахо-* дясь в очагах эпидемий. А что, если дело не в самом возбудителе недуга, а в неодинаковой восприимчивости к нему? На этот вполне закономерный вопрос и хотел ответить 73-летний Петтенкофер своим первым опытом на человеке — на себе самом — в 1892 году. Правда, ученый переоценил ?отрицательные результаты? самозаражения. Укрепившись в своей идее, он, опаснейший бациллоноситель, пренебрегал дезинфекцией и прочими мерами предосторожности; как ни в чем не бывало продолжал общаться с окружающими. Полагают, 47 0 лишь счастливая случайность спасла Мюнхен от страшной эпидемии. Петтенкофер не дожил до той поры, когда его про- зрен/1я и заблуждения могли получить должную оценку. 7 Л. Бобров 97 Что же говорит нынешняя медицина? Она все больше склоняется к парадоксальному, казалось бы, убеждению: вопрос, быть или не быть недугу, решается в конечном счете не столько внешними болезнетворными факторами, сколько внутренними резервами здоровья, нашими естественными защитными силами. Нет, ник го не собирается преуменьшать опасность инфекции на манер Петтенкофера. Но ни к чему и другое — игнорировать сопротивляемость самого организма. Ее былая недооценка вела к чрезмерному увлечению химиотерапией. А велики ли эти внутренние резервы, лежащие у нас под спудом? В какой мере мы можем рассчитывать на них? Ответить поможет не только медицина, но и демография. Как ни грозна холерная ?запятая?, она бледнеет перед чумной палочкой. И все же... Удивительно, но факт: во время противочумных экспедиций 1897—1898 и 1910—1911 годов академик Д. Заболотный, видный наш бактериолог, обнаруживал микроскопическую виновницу эпидемии у людей не только не умерших, но даже не заболевших. Притом не где- нибудь на одежде или на руках — в полости рта! Жизнестойкость... О ней судят по смертности. Но специалиста, занимающегося этими проблемами, не может не интересовать и такай характеристика, которая на первый взгляд покажется странной, но именно на первый взгляд, — ?незаболеваемость?. (Название, конечно, неудобоваримое, хотя и вполне в духе ему подобных — ?обращаемость? и т. п.) Ясно, что здесь никогда не собрать столь всеохватывающую статистику, как в случае смертности. Но и выборочные обследования бывают достаточно красноречивыми. Уже есть интереснейшие количественные бценки. Взять, например, инфекционный гепатит. Вроде бы сразу видно, кто поражен им, а кто нет. Но поблизости от пострадавшего можно выйвить не менее 10 человек, которые заполучили тот же недуг в легкой форме. Зачастую они даже не подозревают об этом, чувствуя себя нормально. И лишь скрупулезное обследование вскрывает истинную картину. То же примерно соотношение, когда из дюжины (минимум!) людей по-настоящему поддается болезни только один, а прочие в схожих .обстоятельствах оста ются практически здоровыми, подмечено при дифтерии, полиомиелите. Быть может, оно наблюдается и при других инфекциях? А если нет, каково оно при самых разных патогенных факторах? Найти закономерности в неразберихе случайностей помогает статистический подход, которым в совершенстве владеет медицинская демография. Даже ?недугам цивилизации? — атеросклерозу, гипертонии, раку и т. д. — подвержены далеко не все при прочих равных условиях. Счастливый жребий? ?Свойство незаболевания? — именно такой термин использовал не кто иной, как академик А. Сперанский, известный советский патофизиолог. А вот еуще одна грань этого феномена: не раз регистрировалось выздоровление без лечения! И при раке, и при туберкулезе, нефрозе, склерозе, гипертонической и других болезнях. Даже в безнадежных, казалось бы, случаях, когда врачи уже махнули рукой. Улыбка Фортуны? Нет, естественные защитные механизмы. —Эти могучие силы самообороны противостоят недугам во многих случаях значительно эффективнее, чем лекарства, — говорит профессор Львовского медицинского института С. Олейник. — Необходимо пересмотреть традиционные, прививавшиеся десятилетиями медицинские воззрения, основанные на недооценке способности организма к самозащите. Пока что они каждодневно, в тысячах вариантов реализуются во всем мире. Разумеется, с самыми добрыми намерениями, но в ущерб пациентам. Так, широкое применение обезболивающих препаратов постепенно отучило людей бороться с болью силами самого организма — и нервная система стала реактивней, чувствительней. Познать ?тайную мудрость человеческого организма?, его ?свойство" незаболевания? — значит открыть новые перспективы перед здравоохранением, заставить отступить все, даже самые страшные недуги, слывущие ?болезнями цивилизации?... —Допустим, и общество в целом, н каждый его член сделают *се, чтобы продлить жизнь. Тогда, наверное, ее среднюю продолжительность легко будет довести не только до 90 лет, но и до 100 с лишним? 7* ? —Не очень-то легко — вопреки весьма распространенному заблуждению. Каждый шаг на этом пути будет даваться ценой немалых усилий. Но жизнь стоит того. —Один французский ученый писал примерно следующее: обладая организмом, рассчитанным по меньшей мере на 150 лет существования, люди из-за полного незнания законов жизни докатились до того, что ее продолжительность упала до половины этого срока. —?Упасть? так низко она не могла, ибо ни средняя, ни даже нормальная продолжительность жизни никогда не была столь высокой — 150 лет! Поднять ее до этого уровня — перспектива весьма проблематичная, хотя и не перекрытая шлагбаумом принципиальных запретов биологии. В 1970 году западногерманский журнал ?Штерн? обнародовал необыкновенно жизнерадостные выводы одного журналиста — невесть откуда взявшиеся посулы увеличить среднюю продолжительность жизни до 300 (трехсот!) лет. Заодно — как же иначе? — было обещано пресловутое ?омоложение?. ?Человечество будет благодарно медицине даже в том случае, если она предложит эффективные способы прожить каждому хотя бы свои ?законные? 100 лет, — заметил по этому поводу профессор Д. Чеботарев, директор киевского Института геронтологии АМН СССР. — В войне с гипертонией, артритами, склерозом, раком еще столько загадок, столько нужно сделать, что раз 100 говоры об ?омоложении? только уводят в сторону от истинных задач — борьбы с преждевременным старе* нием...? Предупреждение академика Чеботарева относится, по юсей видимости, не только к журналистам. Как ни удивительно, векселя на крупные суммы в годах — без особых гарантий — выдаются иными учеными. Даже людьми, близкими к медицине, к биологии, но, увы, далекими от демографии. ?Некоторые не только приводят высокие цифры че* ловеческого долголетия, но даже называют сроки, когда оно будет достигнуто, и высказывают мнение об удвоении продолжительности жизни в самое ближайшее время! К сожалению, если стать на почву реальной действительности, надо сказать, что подобные представления являются не больше чем утопией, — сетует профессор Урланис в книге ?Рождаемость и продолжительность жизни?. — Каждое дальнейшее увеличение продолжительности жизни на 1—2 года потребует колоссальных усилий органов здравоохранения и круп-* ных научных достижений?. Мы помним: если сократить разрыв в средней продолжительности жизни между нашими мужчинами и женщинами с 9 до 2 лет, то для всего населения СССР в целом она увеличится года на три. Основной путь к цели — борьба с алкоголизмом, курением, травматизмом, физическая культура, сбалансированное питание, правильно организованный труд и отдых. Несколько лет прибавит искоренение инфекционных заболеваний. Полагают, что многие из них — почти все острые, некоторые хронические (туберкулез) — уже в недалеком будущем удастся либо ликвидировать, ли* бо обезвредить, лишить смертоносной силы. Гораздо более редкими станут трагические исходы при пневмонии. Еще 2—3 года даст победа над злокачественными но* вообразованиями. По некоторым прогнозам, она реаль* на в ближайшие десятилетия (до 2000 года). Лет 15 назад пациенты, которые покидали онкологическую кли-' нику выздоровевшими, были настолько редкими счаст* ливцами, что их портреты непременно демонстрировались на медицинских съездах. Ныне в СССР приблизительно полтора миллиона спасенных от убийцы номер два. Рак пятится назад! 101 Следует добавить, что большие надежды возлагаются - на расширяющееся международное сотрудничество онкологов. В частности, советских и американских. Многого ожидают также от обмена опытом между кардиологами двух крупнейших высокоразвитых стран. Совместные усилия СССР, США и других государств, несомненно, сделают еще более успешным наступление на смерть по всему фронту медицины. Если обезвредить двух самых страшных злодеев — и сердечно-сосудистые заболевания, и рак, это- увеличит среднюю продолжительность жизни примерно на 7 лет. Как видно, прав профессор Урланис: многотруден каждый шаг, даже самомалейший. Где же возможен, наибольший сдвиг?. Оказывается, целых 7—8 лет дополнительно дало бы решение такой задачи — смягчить, а затем и устранить отрицательное психологическое воздействие внешних факторов. Речь идет о том, чтобы избавиться от вредных эмоций, нервных срывов, • сделать жизнь спокойней, умиротворенней, радостней всюду, где только возможно. ?Дайте нам человека, 1 который пел бы, выполняя свою работу. Он сделает больше, сделает лучше, проживет дольше?, —* мечтал английский философ Томас Карлейль. Подчеркивая роль морального фактора, профессор Урланис отмечает: ?Оптимизм граждан нашей страны, их уверенность в завтрашнем дне, их жизнелюбие немало способствуют долголетию?. Интересно: в книге ?Цивилизация и сердце?, где профессор Г. Косицкий формулирует 10 жизненных принципов — залог успеха в войне с убийцей номер один, три из них целиком психологического свойства. Например: —Любите жизнью ищите и находите в ней радости, но не только для себя и не за счет других. Счастье — не случайный дар судьбы, выпадающий на долю избранных, оно в ваших руках. Радости приносит не только достижение цели, но и стремление к ней, преодоление препятствий, превозмогание нерешительности, неуверенности, страха. Пусть даже понадобятся целых три жизни, чтобы осуществить намеченное. Радуйтесь каждому, пусть маленькому ежедневному шагу на пути к большой цели. *02 —Помните: сколь бы умны я талантливы вы ни были, вы ничто без окружающих вас людей. Всегда и везде вы член коллектива. Ваше состояние зависит от ваших взаимоотношений с другими, от атмосферы дружбы, взаимопонимания, взаимопомощи, единства интересов и целей. Не забывайте: высшая радость для нас — ощущать свою полезность, свою нужность другим людям... Подытоживая достижения и задачи, трезво оценивая желаемое и возможное, академик АМН СССР Чеботарев, специалист по проблемам старения и долголетия, высказывает такой прогноз. Повышение уровня жизни постепенно увеличит ее среднюю продолжительность, по-видимому, лет до 80. Конечно, медицина по-прежнему будет стараться изо всех сил помочь каждому прожить свои ?законные? 100 лет. Пути ее поисков многоразличны, но можно выделить три основных направления. Первое — наступление на болезни пожилого возраста, на атеросклероз, гипертонию, рак и другие. Эго плюс 7 лет. Второе — избавление людей от вредных эмоций. Плюс 7—8 лет. Третье — воздействие на организм биологически активными веществами, различными фармакологическими средствами. Разумеется, архиосторожное, с учетом всех ?за? и ?против?. Последнее, по мнению академика Чеботарева, приобретает сегодня наибольшее практическое значение для медицины. Но речь идет не о печально знаменитом ?омоложении? на десяток-другой лет, подчеркивает ученый. —Позвольте, сами демографы, говоря о продлении жизни, придают немалое значение психологическим факторам! Так, может, именно фармацевтика, способная пробуждать бодрость, вылечит от болезни — старости — и даст людям вожделенное долголетие? —Старость — не болезнь, хотя многие доныне считают ее таковоА. Это заблуждение широко распространилось и глубоко укоренилось, чему немало способствовали ученые в былые времена. Нынешняя наука отвергает его. Ну а ?пилюли счастья? — иллюзия. 193 ?За 12 долларов 50 центов в сутки вы можете омолодиться на 15 лет?. Таких объявлений пока не видно, но их уже можно было бы публиковать в газетах всего мира. Люди пенсионного возраста приезжают сюда, платят за лечение по указанной таксе и в конце концов ?регенерируются?... Это из недавней ?Фигаро литерер? (Франция) —> об одном из зарубежных институтов гериатрии, где широко' применяются румынские препараты типа ?герови- таль? (от греческого ?старец? и латинского ?жизненный?) . Основа ?геровиталя? — новокаин. Это одно из биологически активных веществ, которое принадлежит к числу немногих пока средств, признанных современной гериатрией, и очень популярно за рубежом, в самых разных странах. На арену медицины новокаин вышел поначалу как обезболивающий препарат. В 50-е годы бывший скромный ?обезболиватель? стал знаменитостью в новом амплуа: румынские исследователи — академик К. Пархон и профессор А. Аслан — ввели его в практику гериатрии как стимулятор общего действия. Западноевропейская пресса вопрошала: неужто найден наконец вожделенный ?эликсир молодости и долголетия?? Воздавая новокаину по заслугам, советские специалисты не идеализируют его. Да, он1 благотворно сказывается на системе питания тканей. Но это не все. 104 Он порождает эйфорию — благодушно-приподнятое настроение, состояние блаженного довольства; у старого человека возникает иллюзия ?омоложения? — былая угнетенность сменяется обманчивым ощущением физического благополучия. Но, может быть, тут нет ничего плохого? Если оптимизм способствует долговечности, то и жизнерадостное мироощущение, пусть искусственно вызванное, что- нибудь да значит! Увы, потом, уже после того, как закончится курс такого лечения, пациенты начинают чувствовать себя порою хуже, чем до того, как приступили к нему. Дело в том, что иллюзия ?регенерации? провоцирует организм.на изматывающий ?форсированный режим?, который лишь кажется нормальным — сквозь розовые очки эйфории. А сил-то и не хватает, чтобы перестроиться на иную жизнедеятельность, более активную, чем та, к которой увядающий организм приспособился за долгие годы... Оптимизм старости едва ли нуждается в таких эфемерных фармацевтических подпорках — не то ?крылышках?, не то ?костылях?. У него достаточно прочная основа — почва реальной действительности. Эта пора хороша по-своему, как и любая иная. Цицерон, например, считал ее поистине драгоценной: страсти улеглись и не затуманивают рассудок; трезвый ум и богатый опыт помогают достичь новых высот в самых разных сферах человеческой деятельности. Действительно, страшит разве только дряхлость с ее немощами, хворями. Вот с чем ведут войну советские специалисты, а не со старостью самой по себе. Былое представление о ней как о болезни отброшено: то было заблуждение, обезоруживавшее медицину. В киевском Институте геронтологии АМН СССР есть специальное отделение, где занимаются физиологией старения — нормального, не патологического, которое рассматривается как естественный, закономерный, необходимый процесс. Теория? Нет, долгожители, которые согласились находиться под постоянным наблюдением ученых, чувствуют себя хорошо для своего возраста, причем субъективные оценки подтверждаются объективными, полученными научно-техническими методами. Но что такое норма здоровья и отклонения от нее в преклонные годы? У почтенного возраста тоже свои 105 этапы. У каждой поры — свои особенности. Какие? Чтобы выявить их, в киевском Институте геронтологии ведут постоянные длительные наблюдения за старящимся организмом. Понятно, что один пример — не пример. И потому изучают не одного человека (иначе можно сделать неверные для других обобщения), а многих людей, относящихся к разным возрастным группам — пожилых, старых, долгожителей. Наряду с такими обследованиями предпринимаются и еще более массовые, с широким географическим охватом, который соответствует масштабам нашей многонациональной страны, огромному разнообразию ее природных условий. Мы снова на перекрестке. На сей раз пересеклись дороги геронтологии, с которой мы начали, и демографии, к которой пришли. И опять перед нами примеры взаимодействия и взаимопомощи обеих наук. Всесоюзная перепись населения 1959 года, как всегда, многое дала не только демографам. Ее материалы были обработаны в киевском Институте геронтологии. Граждан СССР в возрасте от 60 до 75 лет насчитывалось тогда около 16 миллионов, от 75 до 90 — почти 4 миллиона, старше 90 — 225 тысяч. Как же они распределялись по отдельным районам страны? Подобно демографам, геронтологи составили специальную карту долголетия, демонстрирующую его уровень по всем административно-территориальным единицам. Она наглядно показывает, сколько человек в возрасте 80 лет и старше приходилось тогда на каждую тысячу душ, правда, не всего населения, а лишь его определенного контингента — тех, кому было 60 лет и более. С тем, чтобы найти, где какая доля пожилых достигает долголетия. И вот сюрприз:Якутия! Она почти не уступает районам Кавказа, которым, как и ожидалось, принадлежит пальма первенства. Суровые природные условия Севера не только не препятствуют, но даже, по всей видимости, способствуют долговечности. А в Казахстане и Средней Азии города не уступают селам по тому же самому показателю. Оказывается, заблуждение считать, будто долголетние в большинстве своем всегда и всюду — жители ?тихих деревень?. Так, может, вот он, ?эликсир? жизненности и силы? Может, все дело в физико-географических особенностях 106 среды? Угрюм-Север, понятно, не похож на солнечный юг, но там и тут климат сухой, притом с большими перепадами температур между зимой и летом. Но к зонам долголетия относится и Прибалтика! А там климат мягкий и влажный... И потом не следует забывать про Черноморское побережье Кавказа. Скажем, про Абхазию: недаром Георгий Гулиа назвал ее краем Мафусаилов... И это лишь пример тех вопросов, которые ставит демографическая статистика. Вопросов, которые ждут ответа и от демографии, и от других наук. Вскоре после переписи 1959 года советские специалисты предприняли крупномасштабную научную операцию. По решению Президиума АМН СССР и Министерства здравоохранения СССР под руководством Института геронтологии было обследовано одновременно более 40 тысяч человек в возрасте 80 лет и старше — на Украине, в Белоруссии, Литве, Молдавии, Киргизии, Туркмении, Грузии, некоторых районах РСФСР. Исходя из того, что обычная характеристика здоровья по ?заболеваемости? явно недостаточна, участники экспедиций учитывали общее самочувствие, степень подвижности, способность к самообслуживанию, участие в работе по дому, сохранность психики, памяти, интерес к окружающему, остроту зрения, слуха, даже такие подробности, как число зубов. Зато безликие ?стат. единицы? демографических сводок, где сухо зарегистрированы пол, возраст, семейное положение, обретали плоть и кровь' индивидуальных биографий. И вот результат — один из самых интересных: в среднем по пяти республикам практически здоровых людей среди мужчин почтенного возраста — 44 процента, среди женщин — 31 процент. Нет, немощй, хвори нельзя считать неразлучными спутниками старости! Перед каким же климатом они отступают? ?Большая дружная' семья?, — отмечалось обычно в отчетах. Почти все состояли в браке, причем разведенных встречалось мало. Традиционное пожелание молодым ?совет' вам да любовь? можно было не повторять на серебряных, золотых и платиновых свадьбах: оно становилось жизненным принципом. Не только у близких, но и у знакомых, у сослуживцев эти люди пользовались почетом и уважением, отвечая, разумеется, взаимностью. Благоприятный психологический 107 климат, оказывается, действенней того, которым занимается метеорология. Нет, эти люди не жили в каких-то там оранжерейных условиях. А о модных заграничных гериатрических клиниках в большинстве своем слыхом не слыхивали либо не помышляли. Многим доводилось терпеть даже лишения, недоедать. Впрочем, и материальное благосостояние, которое дала им Советская власть, не сделало их любителями излишеств. Почти все были худощавыми. Исключение составляли не только тучные, но и просто полные. Вегетарианцами оказались лишь 10 процентов. Еще меньше тех, кто ел главным образом мясное. Большинство предпочитало разнообразие в пище. Но все следовали простому и мудрому правилу: не жить, чтобы есть, а есть, чтобы жить. Как жить? Все обследованные работали смолоду до глубокой старости. В сельском хозяйстве — 61 процент, в промышленности — 16 процентов. Из тех и других лишь 4 процента занимались умственным трудом — по роду профессии, разумеется, ибо никто не чурался труда физического. Труд создал человека — и остался для всех нас жизненной необходимостью. Жить, чтобы трудиться, и трудиться, чтобы жить, — такова формула современной геронтологии. Еще Гиппократ заметил: ?Праздность и ничегонеделание влекут за собой пороки и нездоровье?. Через два с лишним тысячелетия Гуфеланд подтверждал: ?Нет ни одного примера, чтобы какой-нибудь лентяй дожил до преклонных лет?. Нынешние специалисты скажут вам: только благодаря активной деятельности человеческий организм не изнашивается столь быстро, как ог ?прекрасного ничегонеделания?. Наоборот, совершенствуется. Не это ли ?эликсир молодости и долголетия?? Не гипотетический, а реальный, доступный всем и каждому. —Как же понимать тогда слова специалистов: воздействие на стареющий организм биологически активными веществами, фармакологическими средствами ?приобретает сегодня наибольшее практическое значение?? 108 —Для медицины! С позиций ее сегодняшних воз* можностей. Другие пути к здоровому активному долголетию не менее важны, но более трудны. —Какой же путь ведет к продлению жизни далеко за нынешние нормы, к биологическим пределам? —Здесь наибольшие надежды возлагаются на генетику и другие области биологии. И тем не менее это не только биологическая проблема, но еще и социальная, а значит, и демографическая. „.Лучшие годы он растранжирил в поисках своего ?Ойлдорадо?. А к старости вдруг почувствовал неуемную жажду жизни, еще более мучительную, чем некогда одолевавшая его жажда наживы. Уповать на судьбу? Нет, это не для таких, как он, миллиардер, некоронованный король финансово-нефтяной империи. Приступив к делу с привычной расчетливостью банкира, он точно, словно проценты с капитала, начис* лил себе годы предстоящей жизни, чтобы получилась кругленькая сумма в 100 лет. Не меньше. Дотянуть до своего векового юбилея во что бы то ни стало — эго превратилось в идефикс, подчинивший себе все иные помыслы. Ради его осуществления он делал все возможное. Оградил себя от всех и всяческих опасностей. Поселился в специально оборудованных комнатах с благоприятным микроклиматом, с противоинфекционной 100 изоляцией; соблюдал все предписания своих лейб-медиков, не останавливаясь ни перед какими затратами План остался, как говорится, недовыполненным, даром что принадлежал человеку, казавшемуся всесильным. В 1937 году Дж. Рокфеллер отправился к праотцам, когда ему стукнуло 98 лет. Впрочем, и это был более чем завидный результат: он намного перекрывал среднюю продолжительность жизни простых смертных, работавших на промыслах американского нефтяного магната. А незадолго до того — в 1934 году — в одном из захудалых стамбульских госпиталей скончался некий Зар^ Ага. Простой турецкий крестьянин, он не был ни богачом, ни даже мало-мальски состоятельным человеком. И, понятно, не мог держать при себе персональных лекарей, даже если бы захотел. Впрочем, ему и в голову не могло прийти такое — самому отмерить себе век и подчинить борьбе с судьбой все свое существование. Он просто жил да был. И дожил до 100. Потом до 150. Наконец, до 156 лет, пока не прибрал его аллах. Да, он просто жил да был, не зная треволнений той алчности, которая заставляет иных рисковать здоровьем и жизнью в погоне за золотым тельцом. Не обладая ни предпринимательской жилкой, ни какими-либо особыми дарованиями, Заро Ага влачил существование работяги, отнюдь не оранжерейное. Какие уж там тепличные условия, если ты турецкий крестьянин да еще
глава большой семьи! Будучи 13 раз женат, Заро Ага имел 25 детей. Забот всегда хватало. Однако и в повседневных хлопотах он не утрачивал душевного равновесия, всегда отличался спокойным нрав*м и жизнерадостным мироощущением, смотрел на вещи просто, не мудрствуя лукаво. Жизнь вел размеренную, без излишеств. Правда, покуривал, но не очень много. К алкоголю не имел ни малейшего пристрастия. В еде был непритязателен, мясо не любил, предпочитая ему овощи и фрукты, довольствовался зачастую простоквашей с лепешками, не отказывался от сладостей — традиционных восточных лакомств. Но и по образу жизни, и даже по натуре своей Заро Ага мало чем отличался от многих односельчан и других соотечественников, которые в схожих условиях прожили гораздо меньше! Например, от собственней) сына, который умер своей смертью в 90-летнем возрасте. А средняя продолжительность жизни в аграрной, сплошь 110 крестьянской Турции не превышала тогда 40 лет, то есть была заметно-ниже, чем в высокоиндустриализован- ных Соединенных Штатах.. Чем же объяснить столь значительные различия? Почему одни люди, нимало не стремясь к каким-либо рекордам долголетия, благополучно свершают полуторавековой путь, а другие, несмотря на все старания, не доживают и до 100? Долгожитель — уникум по физиологическим особенностям своего организма, исключение того же порядка, что и гений по своим умственным и творческим данным в сравнении с обычными людьми, поясняет профессор Д. Чеботарев. Весьма вероятно, что потом мы продлим людской век за 100 лет, когда научимся воздействовать на генетический аппарат человека. А пока — 100 лет. И то, к сожалению, теоретически... А практически? Пожилые могут рассчитывать на укрепляющие здоровье фармацевтические препараты. Прежде всего — на специального приготовления смеси витаминов с микроэлементами. Они особенно нужны в старости, когда усвоение этих необходимейших веществ вместе с обычной пищей затруднено. Если же их вводить в организм, улучшаются его приспособительные возможности, которые имеют огромное значение для здоровья и долголетия. • Когда-то — вслед за авторитетами — считали, будто старость — только угасание. И в конце концов тление едва теплящейся жизни, которая боится малейшего дуновения, ?дыхания смерти?. Оказывается, нет. Это горение, которое всячески поддерживает себя переходами в новый режим устойчивости. Искусственно форсировать его за счет собственных скудеющих ресурсов опасно, что и доказали нашумевшие попытки ?омоложения?. Другое дело помогать такого рода адаптации (приспособлению). Улучшать эту компенсаторную способность, которая ухудшается с возрастом, позволяют биологически активные вещества, называемые адаптагенами. Их целое семейство' (например, из женьшеня, элеутерококка, лимонника). Есть и другие препараты, освоенные нашей промышленностью. Медленно, но верно к ним добавляются все новые. Медленно потому, что всюду, где речь идет о здоровье и жизни людей, правило ?семь раз отмерь —? 1П один раз отрежь? требует поправки: не ?семь?, а ?семью семь?. Верно потому, что всесторонние испытания, которые у нас не подстегиваются коммерческими интересами, гарантируют препарату максимальную надежность. И все-таки при его применении нельзя забывать предупреждение: ?Осторожно: лекарство!? Поиски новых фармацевтических средств, благотворных для стареющего организма, продолжаются. Этот путь, вероятно, скорее приведет к ощутимым практическим результатам, чем другие, ибо куда труднее избавить человека от вредных эмоций или, скажем, от рака и сердечно-сосудистых заболеваний. Благодаря этому средняя продолжительность жизни приблизится к 100-летию, но почти наверняка не перешагнет за этот рубеж. ?Перейти Рубикон? возможно, но на ином магистральном направлении — биологическом. Экспериментальные поиски фармацевтических и им подобных воздействий, конечно, нужны. Но еще нужнее теоретический компас, который делает их целенаправленней, вернее. Прежде чем управлять старением по-настоящему, надо по-настоящему познать его. Глубоко изучить сам человеческий организм, его строение и жизнедеятельность на всех уровнях, включая внутриклеточный микромир. Теории старения и смерти исчисляются десятками, если не сотнями. А вот единой, общепризнанной пока нет. Но революционные открытия в биологии, сделанные в последние годы, сулят качественный скачок, настоящий переворот в этой области. ?Мы находимся на завершающем этапе накопления фактического материала, необходимого для серьезных теоретических обобщений?, — говорили участники IX Международного конгресса геронтологов, который проходил в Киеве в 1972 году. И неспроста именно у нас состоялся этот представительнейший форум (3000 участников из 40 с лишним стран, более 700 докладов). Первая в истории конференция по проблеме ?Старость? (1938 год) была созвана по инициативе академика А. Богомольца и проходила в столице Советской Украины. Ныне там действует один из крупнейших в мире геронтологических центров. Под его эгидой работают и другие научно-исследовательские институты и лаборатории, которых у нас около 100 112 Они рассредоточены по всей стране, и в каждой республике специалисты сосредоточиваются на своей ?сверхзадаче?. В Белоруссии, например, занимаются прежде всего биологической эволюцией старения. Его медицинскими проблемами (в частности, хирургическими методами лечения болезней у пожилых) — в Узбекистане. В Прибалтике доминируют социально-гигиенические аспекты. В Грузии — демографические. У нас есть все условия, чтобы вести исследования самым широким фронтом. Тем более что именно в СССР долгожители многочисленней, чем в любой иной стране. Перепись 1959 года показала: в расчете на 100 тысяч жителей в Азербайджане 84 человека в возрасте 100 лет и старше. Несколько меньше в соседних закавказских республиках: в Грузии — 51, в Армении — 33. Но все равно это немало. Вот данные по другим союзным республикам: в Эстонии — 1, в Латвии — 3, в Молдавии и на Украине — по 6, в РСФСР и Туркмении — по 8, в Казахстане и Узбекистане — по 10, в Таджикистане и Киргизии — по 11, в Белоруссии — 13, в Литве—17. Надо сказать, долгожители распределены неравномерно и внутри каждой республики. Первое место занимает Нагорно-Карабахская автономная область (144), второе— Нахичеванская АССР (112), опережая включающий их Азербайджан (84). Горный воздух? Говорят, он благодатен для человека. Не потому ли долгожителей больше всего в Нагорном Карабахе и вообще на Кавказе? Но почему их тогда меньше всего в Закарпатье? Там их доля в 12 раз меньше, чем по Украине в целом, и в 35 раз меньше, чем в равнинной Литве. Может быть, играет роль не столько горный воздух, сколько близость к морю? Но почему тогда в Литве этот показатель в 6 раз выше, чем в соседней Латвии, почти не отличающейся ни природой, ни размерами? Почему он в 32 раза выше в Якутии, чем в Эстонии? В сельской местности СССР долгожители встречаются в 4 раза чаще, чем в городе. Но почему тогда их удельный вес в Москве такой же, как и в Московской области, а также в Архангельской и Сахалинской? Таких ?почему? тысячи. И ответы на них ищут тысячи специалистов, среди которых, конечно же, и демографы. 8 Л Бобров 113 —Должно быть, в Киеве, на IX Международном геронтологическом конгрессе, выступали и демографы? —Разумеется. —И опять, вероятно, говорили об утопичности надежд на среднюю продолжительность жизни выше 90 лет. Но, как сообщала пресса, всех затмили биологи; Те, которые продлили жизнь подопытным животным чуть ли не в полтора раза. Не это ли прямой путь к долголетию? В обход демографической статистики, вопреки всем ограничениям! —В обход едва ли. Без нее не обойтись. Что же касается ограничений, она их не выдумывает, а констатирует. Но демографы были бы рады на любом ближайшем конгрессе констатировать значительное увеличение средней продолжительности жизни. Заманчивые перспективы: вполне реально продлить жизнь на треть и даже больше!' В таком примерно изложении вышла в эфир и проникла в печать всего мира ?сенсация с берегов Днепра?, где проходил конгресс геронтологов. Действительно, в эксперименте с животными удается сделать их долговечнее, чем обычно. На 20—30, даже 40 процентов. Каким же образом? Применением специально подобранных антиокислителей. Веществ, которые как б

---

https://studsup.ru/